Она посветила канделябром в открывшийся неширокий коридор, впрочем, достаточный для того, чтобы один человек шел по нему не касаясь стен. Но идти по одному не удавалось, потому что Соне приходилось в одной руке держать подсвечник, а другой изо всех сил поддерживать старого маркиза, который слабел на её глазах.

- Молодчага Пьер, - как в бреду бормотал Антуан де Баррас, - два года, как он оставил этот мир, а ход по-прежнему крепок и нигде не обвалился...

- Лучше бы вам не разговаривать, - попробовала урезонить старика княжна, - это отнимает у вас последние силы.

- Ах, дитя мое! - вздохнул он. - Возможно, это последнее, что осталось мне в жизни.

Хоть и медленно, но они продвигались по подземному коридору, который против ожидания, и вправду оказался полностью проходимым - нигде не обрушился, камень из боковых стенок не выкрошился. Лишь пауки то здесь, то там развешавшие свои тенета, говорили о том, что ходом давно не пользовались.

Вообще-то пауков Соня побаивалась, но теперь ей было не до того. Коридор все не кончался, хотя шли они по нему уже не менее часа. Но и кончился он неожиданно. Просто за одним из немногочисленных поворотов туннеля открылись ступени наподобие тех, по которым княжна и маркиз спустились в подземелье.

Антуан де Баррас опять присел на ступеньку, а Соня, не выдержав неизвестности, подбежала к стене, тщетно высматривая на ней следы чужих ладоней. Например, некоего Пьера. Судя по всему, покойного.

Слегка приподняв голову, старый маркиз с улыбкой наблюдал за нею.

- Ну скажите, разве не талантлив был этот де Баррас? - сказал он о самом себе вроде с восхищением, но и с долей насмешки. - Судьба готовила его для великих дел, а чем он закончил? Кто его знает? Разве что родил сына, преступника и негодяя, который теперь терроризирует свой родной город, а его старый отец от стыда прячется в своем замке.

- Но вы же нездоровы, - сказала справедливая Соня.

- Нездоровье мое от болезни души происходит, - тяжело вздохнул старый маркиз. - Я занимаюсь самоедством, но и оно меня не спасает...

- Все равно теперь вы ничего не можете сделать.

- Так-то оно, так, но ваше появление, княжна Астахова, существенно облегчило лежащий на моей совести груз. Я должен благодарить судьбу и вас, дорогая мадемуазель, за предоставленную возможность...

Маркиз не спеша, поминутно хватаясь за стену, добрался наконец до верха лестницы и показал Соне на нужный камень.

- Нажав на него, вы можете открыть люк, выход наружу, а можете закрыть его от тех, кто почему-либо будет преследовать вас. Снаружи они ни за что его не откроют.

Соня нажала, и мгновение спустя в открывшийся проем хлынули потоки солнечного света. На улице стоял теплый майский день. Она впервые подставила лицо солнцу, не прячась в тень и под зонт, и испытывая от этого неведомое ей прежде удовольствие.

Несколько прелых листьев кружась упали ей на лицо. Опьяненная свежим воздухом, Соня не сразу вспомнила о старом маркизе, который все больше терял силы, словно из него потихоньку выходил воздух, а с ним и жизнь.

Она мысленно поругала себя за легкомыслие, опять спустилась на ступеньку вниз, чтобы покрепче ухватить маркиза за плечи и попытаться вытащить наверх. Он из последних сил старался облегчить ей эту работу и чуть ли не ползком волокся по ступенькам. Помогал им обоим лишь руками, потому что ноги опять скрутила проклятая подагра.

Как там говорил когда-то её учитель истории? Упорство и труд все перетрут! Соня подстелила плед прямо на траву и уложила на него обессилевшего де Барраса. Дрожащими руками он поднес фляжку к губам, сделал большой глоток и грустно поболтал её.

- Последний привет русского друга... Николя был удивительно талантлив Но кто, кроме меня, знает о его чудодейственном эликсире? Разве он идет в сравнение с золотым эликсиром вашего ученого царедворца Рюмина? Который, кстати, считали панацеей и от несчастной любви, и вообще от всех проделок Венеры.