-  Я вас не понимаю, - холодно ответила я ему.

    Тарго с заметным усилием сдержал прорвавшееся было у него нетерпение. Очевидно, тон моего голоса привел его в полное недоумение. Казалось, он начал догадываться, что в чем-то заблуждался на мой счет. Он спустился с фургона и стал внимательно ко мне приглядываться. Теперь и я смогла разглядеть его получше. В его голосе появились заискивающие нотки. Он теперь явно старался снискать мое расположение. Меня даже позабавило, как быстро мне удалось одержать эту маленькую победу. Теперь он уже казался мне не таким высокомерным и противным, как прежде.

    Ничего, он еще научится обращаться с Элеонорой Бринтон подобающим образом!

    Но я, конечно, ничего не понимала из того, о чем он говорит.

    Тем не менее в его речи что-то показалось мне странно знакомым, хотя я так и не сумела определить, что именно.

    Меня больше поражала его недоуменная самоуверенность: он словно отказывался поверить, что я могу его не понимать.

    Он наконец начал говорить очень медленно, внятно, отчетливо произнося каждое слово. Однако все его усилия так и пропали даром, поскольку я, естественно, не смогла разобрать ни слова из того, что он говорил. Это наконец стало вызывать у него раздражение. Я тоже начала терять терпение. Тарго, вероятно, ожидал, что любой, с кем он ни встретится, должен знать этот странный язык, на котором он разговаривал, независимо от того, является этот язык для человека родным или нет. Тарго был либо недоумком, либо закоснелым изоляционистом.

    Он долго пытался объясниться со мной, но все безрезультатно. Потом он обернулся к одному из своих людей и задал ему вопрос. Парень ответил ему одним словом и отрицательно покачал головой.

    Я на секунду опешила от неожиданности. Мне уже приходилось слышать это слово. Когда я в своем доме, в пентхаузе, лежала на кровати связанная, находившийся рядом коротышка попытался, я помню, погладить меня по ноге. Вот тогда-то рослый мужчина его и остановил, бросив ему это самое слово.

    Тут я поняла, что показалось мне знакомым в языке, на котором говорил Тарго. Мне уже приходилось слышать пару слов из этого языка. Мои похитители общались исключительно на английском. Думаю, для них всех - или, по крайней мере, для подавляющего большинства - английский был языком родным. Но я хорошо помню акцент того рослого человека, который ими руководил. Его манера говорить выдавала в нем иностранца. Вот и сейчас я слышала тот же акцент, ту же манеру произносить слова, ту же интонацию, но здесь, в этом мире, в устах общающихся между собой людей этот прононс воспринимался уже как неотъемлемая особенность их родного языка.

    Это меня испугало.

    Язык окружавших меня людей хотя и поражал непривычностью своего звучания, не казался неприятным на слух. Он был звучным, темпераментным и воспринимался как красочный и насыщенный. Я, повторяю, была напугана, но вместе с тем ощущала прилив энтузиазма.

    Тарго заметил перемену в моей манере держаться и удвоил свои старания найти со мной общий язык. Однако понять его я, конечно, так и не смогла.

    Пугало меня то, что на этом языке - или очень на него похожем - разговаривал руководитель похитивших меня людей и, вероятно, кто-то из его помощников, которых я не видела. Обнадеживал же тот факт, что раз эти сопровождающие фургон люди говорят на том же языке, что и мои похитители, значит, они должны обладать и техническими знаниями, достаточными для того, чтобы вернуть меня на Землю.

    Хотя в это трудно было поверить.

    У окружающих меня людей, я заметила, не было ни пистолетов, ни ружей, ни маленького парализующего приборчика, который использовал руководивший похитителями рослый человек, ни тонких, похожих на трости аппаратов, которые держали в руках люди, спустившиеся с серебристого дискообразного корабля.