И неукротимую жизненную энергию, от которой так яростно воспламенилось его желание, когда он держал ее в объятиях прошлой ночью.
Он так нуждался в ее тепле и в ее жизненной силе.
Он хотел ее.
Но, даже когда еще один обжигающий приступ вожделения охватил его, дала о себе знать острая потребность отдернуть руку.
Чариз искоса взглянула на него.
— Ты в порядке?
— Да, — процедил он сквозь зубы и с едкой горечью добавил: — Этого ты хотела? У тебя с головой не в порядке.
Она смотрела прямо перед собой.
— Я хочу тебя.
Гидеону пришлось напомнить себе, что она неопытная девушка и просто не понимает, что говорит.
— Да поможет тебе Бог, — ответил он мрачно и крепче сжал ее руку.
Чариз сидела в кровати, той самой, где прошлой ночью лишилась девственности. Дождь стучал в окна, и от ветра дребезжали стекла. Но то, что творилось на улице, не шло ни в какое сравнение с бурей, которая бушевала в ее сердце.
Ей очень не нравилось то, что сделал с ней Гидеон прошлой ночью. Но еще больше не нравилось то, что это не нравилось Гидеону. Она хотела нравиться мужу. Хотела, чтобы он находил удовольствие в том, что муж делает с женой.
Но удовольствия не было.
Впрочем, не совсем так. Ей было приятно, когда он трогал ее, несмотря на то что на нем были эти проклятые перчатки. Когда он погладил ее обнаженную плоть, Похотливое тепло разлилось в ее животе. Ее груди жаждали его ласки, пульс у нее участился.
Наконец то тело, что ей так хотелось исследовать, было доступно ее прикосновениям.
Если бы Гидеон позволил ей прикоснуться к нему.
Он был достаточно близко, чтобы она могла вдыхать его чистый запах и ощущать тепло, исходившее от его кожи. Она видела вблизи его грудь, ощущала шелковистую мягкость его волос на своей шее.
Все мучительно соблазнительные намеки на то, чем могли бы обладать они оба, если бы она могла освободить его от Рангапинди.
В животе у нее все сжалось при воспоминании о невыносимой интимности того момента, когда он толкнул себя в нее. Боль была невыносимой, но этот акт привязал ее к нему.
Они были одной плотью.
Только теперь она поняла, что на самом деле означали эти слова. Возможно, именно мучительность консуммации и сделала эту связь такой прочной.
Чариз знала, что Гидеон тоже ощущает эту связь.
И ради того, что так сильно влекло их друг к другу, Чариз готова была пойти на громадный риск. На кону стояла не только ее жизнь, но и ее истомленное, в шрамах сердце. А также рассудок Гидеона и его здоровье. Только бы не совершить ошибки. Последствия будут трагичными.
В долгих ночных бдениях она ощущала себя стоящей на перепутье двух дорог. Двух будущих жизней. Будущее, которое планировал Гидеон, холодное и одинокое. Будущее, где она не сопротивлялась его решению оставить надежду и забыть о любви.
Или ее ждет иное будущее — то, где они вместе идут к зрелости, закаляются в противостоянии друг другу, вместе создают дом и семью.
Есть ли шанс сделать это второе будущее реальным?
Чариз не обманывала себя относительно трудностей и препятствий на пути к этому будущему. Но прошлой ночью, став свидетельницей его слабости, она поняла, что все в ней восстает против того, чтобы оставить его страдать в одиночестве. Ей хотелось пестовать его и любить. Хотелось, чтобы он вновь обрел веру в жизнь и способность быть счастливым.
Нет, она не станет сдаваться. Она продолжит борьбу, чего бы ей это ни стоило.
Полчаса назад она оставила его в гостиной. Он пил бренди и, глядя в его пустые глаза, ей хотелось плакать. В них всегда была какая-то отстраненность, но теперь, когда она знала его историю, видеть его таким было больнее во стократ.
Он уже решил, что жизнь его кончена.
Но Чариз намерена поколебать его решимость. |