Она подняла глаза и увидела на пороге Гидеона. Волосы его были встрепаны. В одной руке он держал стакан. Он снял шейный платок, рубашка его была расстегнута.

— Я пришел пожелать тебе доброй ночи, Чариз.

— Разве ты не ляжешь в кровать?

Она облизнула пересохшие от волнения губы. Он жадно смотрел на ее рот. Рука в перчатке сжала стакан.

— Я буду спать в гостиной. Я думаю… я думаю, так будет лучше.

Чариз накинула шаль и соскользнула с кровати. Не обращая внимания на хмурое предупреждение в его взгляде, она шагнула к нему.

— Не говори глупостей, Гидеон. Там холодно и неудобно.

Он посмотрел на нее.

— После того, как я спал в Рангапинди, кресло в гостиной — предел роскоши.

— О, мой дорогой, Рангапинди больше нет, — тихо произнесла она. — Ты свободен.

В улыбке его не было веселья.

— Я никогда не буду свободен.

Такая покорность судьбе ее разозлила.

— Разумеется, если не будешь бороться.

Его длинное худощавое тело вибрировало от возмущения, когда он прошел к камину. Он плеснул бренди в огонь, стакан со стуком поставил на каминную полку и гневно уставился на нее.

— Не говори о том, чего не понимаешь.

Мысленно она приказала себе держаться. Она не могла себе позволить проиграть, едва начав сражение. На пути к победе ее ожидали трудности куда более серьезные. Но игра стоила свеч. Ставкой в этой игре был их с Гидеоном шанс на счастье.

Вдруг она вспомнила его лицо, когда он смотрел на ее тело прошлой ночью. Обнаженное, пульсирующее желание, что увидела она в его взгляде. Хватит ли у нее храбрости использовать это оружие, чтобы сломать его?

С терзающей медлительностью она позволила красивой шали соскользнуть с плеч. Ее ночная сорочка была шелковой, и хотя ее нельзя было назвать нескромной, мадам Клэр шила ее как наряд для медового месяца.

На скулах его зажглись два красных пятна, когда взгляд его проследил за соскальзывающей шалью, затем поднялся вверх, к вырезу ночной сорочки. Она поежилась под этим разгоряченным взглядом и вдруг с особой остротой ощутила, как тонкий белый материал липнет к ее бедрам и ягодицам, как обвивается вокруг ее голых ног. Странная горячая тяжесть, знакомая по прошлой ночи, опустилась вниз живота. Сердце учащенно забилось от радостного возбуждения.

— Я понимаю, что ты решил до конца дней купаться в жалости к себе, — сказала она, понимая, что поступает несправедливо.

Но ей было не до справедливости. Главным сейчас было сломить его волю, сделать так, чтобы он утерял контроль над собой, чтобы воспоминания ослабили хватку.

— Ты не вправе так говорить.

На щеке его дернулся мускул.

— Я твоя жена и говорю, что хочу, — запальчиво ответила Чариз.

Она стояла прямо, так, что груди упирались в изящно вышитый лиф. Прохладное прикосновение шелка к соскам дразнило ее, между ногами стало тепло и влажно. Груди ее набухли, тоскуя по его рукам.

— Этот брак был заключен для твоего удобства, — сказал Гидеон.

Терпение его было на исходе. Руки в перчатках сжимались и разжимались.

— Скорее для неудобства, — парировала Чариз, шагнув к нему.

Он жадно вцепился в нее взглядом.

— Мы заключили сделку.

— Да, моя безопасность в обмен на безрадостную жизнь. Прости меня, если я стремлюсь пересмотреть условия сделки.

Он отвернулся, закрыл глаза и дрожащей рукой схватился за каминную полку.

— Я не прощу тебя, если ты превратишь это в еще больший кошмар. — Он дернул головой и с гневом посмотрел на нее.