— Мы сидим, мы одни, и я с трудом сдерживаю свое нетерпение, — неторопливо произнес он. — Почему вы прячете от меня глаза, будто боитесь, что я прочитаю в них что-то, для меня не предназначенное?

Несмотря на мягкие интонации, в его голосе ей почудилась какая-то угроза. Она испугалась, уж не имеет ли он в виду уловки Барбары за столом, призывные взгляды, которые она непрестанно бросала поверх стола, и эту неожиданно страстную улыбку, которая предназначалась его кузену. Но нет, его внимание всецело поглощала вдова, и он не мог заметить, что происходило за столом. Завладев чем-нибудь, Лусия не выпускала свою добычу.

Ванесса собралась с духом и посмотрела прямо в его прищуренные глаза:

— Сеньор, я пришла, чтобы сообщить, что буду рада занять ту должность, которую вы мне предложили.

— Понятно. — Его бокал перекочевал на стол возле кресла. — Интересно, что вы приняли решение так быстро. Когда мы говорили об этом утром, у вас не было такого энтузиазма, и я был уверен, что вы пообещали подумать просто из вежливости. — Вдруг он подался вперед, и в свете бра, упавшем на его лицо, она увидела, как странно напряжены его черты. — Что же заставило вас забыть о ваших убеждениях, мисс Кэррол?

— Вы сами сказали, сеньор, что у меня независимый характер…

— Уклончивые ответы только раздражают! — Ее щеки вспыхнули под его настойчивым бесцеремонным взглядом. — Вы сказали, что согласны на эту должность, но в ваших глазах я вижу какое-то беспокойство. Итак, скажите мне правду. Вы пожелали остаться на острове из-за Барбары или по каким-то личным причинам?

— Остаться?.. — повторила она за ним. — Разве у меня есть выбор?

— В самом деле, власти еще не позаботились выплатить вам компенсацию, но я подумал, что, если вы твердо решите вернуться в Англию, я смогу ссудить вас деньгами, и вы сможете доехать туда и спокойно подыскивать себе работу.

Ответом на слова дона Рафаэля было полное молчание, и Ванесса почувствовала, как кровь отлила от ее горящих щек. Всего две недели назад он настаивал, чтобы она осталась здесь, под его кровом, под его покровительством. Теперь же равнодушно говорил, что даст ей денег, если она пожелает уехать, которые она потом вернет, когда — и если — получит компенсацию за разграбление плантации.

Она была вольна уехать. Он сам ей так сказал.

Она посмотрела на него. Он наклонился над столиком возле своего кресла и открыл шкатулку из кедрового дерева, в которой хранились сигары.

— Con su permiso? — произнес он с автоматической вежливостью, взяв длинными пальцами темно-коричневую трубочку.

— Конечно, — ответила она. Он с легким шорохом сорвал обертку со своей «Гаваны» и, сохраняя полную невозмутимость, взял сначала золотую машинку, чтобы отрезать кончик сигары, затем зажигалку и, наконец, откинул голову, наслаждаясь глубокой затяжкой крепкого табака. В янтарном свете лампы его глаза казались немного задумчивыми, а вдоль обшитых панелями стен поплыл дым сигары, поднимаясь кольцами к мозаичному потолку, как голубой знак вопроса.

«Если вы твердо решите уехать в Англию…» — вспомнила она его слова.

Она и так и этак вертела в уме эту фразу, которая, как ей представлялось, вела в глубокую темную пропасть. Четыре года назад она перебралась в эту часть света, и мысль о возвращении к тяготам английской жизни пугала ее. Ближайшие ее школьные подруги, скорее всего, уже повыходили замуж или сделали карьеру и не захотят иметь ничего общего с человеком, который вернулся с кофейной плантации, где жил среди джунглей и их примитивных обитателей.

Странно, но все это время после смерти дяди она пребывала в каком-то отупении, и ей казалось, что будет так легко вернуться в Англию и снова связать воедино те ниточки, которые она оборвала четыре года назад.