|
Они с Гвенвифар всегда будут врагами. Это из за нее Артур оказался во власти священников и предал Авалон. «Быть может, — подумала Моргейна, — я пытаюсь повергнуть не того человека. Если бы как нибудь удалось сделать так, чтобы Гвенвифар удалилась от двора — пусть даже бежала вместе с Ланселетом к нему в замок: ведь он теперь вдовец, и может вполне законно забрать ее…» — но она сразу же отказалась от этой идеи. «Возможно, Артур попросил ее помириться со мной, — цинично подумала Моргейна. — Он знает, что ему нельзя ссориться с подвластными королями, а если мы с Гвенвифар повздорим, Моргауза, как обычно, примет мою сторону. Слишком серьезная получается ссора для обычных семейных раздоров. Артур потеряет Уриенса и сыновей Моргаузы. А он ни за что не захочет терять Гарета, Гавейна и прочих северян…» Когда Моргейна добралась до покоев королевы, Моргауза уже сидела там. От запаха еды Моргейну снова затошнило, но она сдержалась неимоверным усилием воли. Все знают, что она ест очень мало, и вряд ли станут обращать на нее внимание. Гвенвифар подошла к Моргейне и поцеловала ее, и на миг Моргейна почувствовала искреннюю нежность к этой женщине. «Ну почему мы должны враждовать? Ведь когда то мы были подругами…» Нет, не Гвенвифар она ненавидела, а священников, подчинивших королеву своей воле. Моргейна уселась за стол. Ее тут же принялись угощать, но она согласилась съесть лишь ломоть свежего хлеба с медом. Дамы Гвенвифар оказались такими же, как и всегда — королева вечно окружала себя благочестивыми дурами. Они встретили Моргейну любопытными взглядами и принялись с преувеличенной сердечностью показывать, до чего же им приятно видеть гостью. — Твой сын, сэр Мордред, — он такой красивый! Ты, наверно, очень им гордишься, — сказала одна из дам. Моргейна, кроша хлеб, невозмутимо заметила, что почти не виделась с сыном с тех самых пор, как его отняли от груди. — Я уж скорее могу назвать своим сыном Увейна, сына моего мужа. Вот когда его посвятили в рыцари, я действительно гордилась, — сказала Моргейна, — ведь я вырастила его. А Моргауза наверняка гордится Мордредом, словно родным сыном. Ведь верно, Моргауза? — Но сын Уриенса тебе не родной? — поинтересовалась другая дама. — Нет, — терпеливо пояснила Моргейна. — Когда я вышла замуж за моего лорда, Увейну уже было девять лет. — Одна из девушек, хихикая, заметила, что она на месте Моргейны куда больше заботилась бы о другом красивом пасынке, Акколоне. Моргейна, стиснув зубы, подумала: «Убить, что ли, эту дуру?» Хотя что с них всех возьмешь? Ведь придворным дамам Гвенвифар больше нечем было заняться — лишь сплетничать да обмениваться глупыми шутками. — А скажи ка… — не сдержавшись, Эйлис хихикнула. Моргейна знала ее еще с тех времен, когда сама состояла при Гвенвифар; она даже была подружкой на свадьбе Эйлис. — Он и вправду сын Ланселета? Моргейна приподняла бровь. — Кто? Акколон? Покойная жена короля Уриенса вряд ли сказала бы тебе спасибо за то, что ты порочишь ее доброе имя. — Ты знаешь, о ком я говорю! — со смехом произнесла Эйлис. — Ланселет — сын Вивианы, и вы с ним вместе росли — кто же тебя обвинит? Ну скажи мне правду, Моргейна, — кто отец этого красавчика? Ведь больше просто некому, верно? Моргауза рассмеялась, стараясь развеять возникшее напряжение. — Ну, все мы, конечно же, влюблены в Ланселета. Несчастный Ланселет! Как ему, должно быть, нелегко! — Моргейна, ты совсем не ешь, — сказала Гвенвифар. — Может, тебе хочется чего нибудь другого? Так я пошлю служанку на кухню. Хочешь ветчины или вина получше? Моргейна покачала головой и положила в рот кусочек хлеба. Такое впечатление, что все это уже было с ней… Или ей это приснилось? Моргейна почувствовала приступ дурноты, и все поплыло у нее перед глазами. |
