— Хорошо. — Он расстегнул одежду, и она отвернулась. Глаза ее были полны тревоги. — Бинты, антисептик, противоболевые таблетки. Все это должно помочь. — Потом, внезапно поняв, он сказал: — Я скажу тебе, когда ты снова сможешь смотреть. — Она прикусила губу и согласно кивнула, прикрыв глаза.

— Похоже, что Главный Наблюдатель совершил огромную ошибку, не сказав вам о случившемся. — Ему следовало быть внимательным при изложении своей истории — в ней были детали, о которых ей лучше не знать. Но, по крайней мере, основные факты он мог ей сообщить. — То, что я сказал тебе, когда посмотрел на звезды, было правдой. Мы прошли Проксиму Центавра, я понял это, потому что нашел навигационные машины, которые сказали мне об этом. Если ты еще сомневаешься, я могу отвести тебя туда, и они скажут тебе об этом. Я пошел к Главному Наблюдателю с полученными сведениями, и он не стал отрицать их правоту. Если бы мы повернули сейчас же, то подошли бы к Проксиме Центавра через пятьдесят лет, во исполнение цели Великого Создателя. Но много лет назад Главный Наблюдатель и другие обратились против Великого Создателя. Я и это могу показать с помощью вахтенного журнала, находящегося в отсеке Главного Наблюдателя. Там говорится о решении этих людей, а также о том, что они договорились ничего не сообщать вам, остальным, о своем решении. Ты понимаешь, о чем я тебе сообщил?

— Думаю, что да. — Ее голос был едва слышен. — Но все это так ужасно. Почему они так поступили? Почему пошли на такое? Отказались повиноваться воле Великого Создателя?

— Потому что они злые и себялюбивые людишки, хотя они и исследователи. И теперешние исследователи — не лучше. Они снова скрывают правду. Они не хотели позволить мне сообщить ее. Они решили услать меня отсюда навсегда. А теперь… ты поможешь мне устранить эту несправедливость?

И снова девушка оказалась в растерянности перед свалившейся на нее ответственностью. Она не была подготовлена к тому, чтобы выносить такую тяжесть. В ее упорядоченной жизни существовало лишь повиновение, но никогда — умение принимать решения. И сейчас она была в полной растерянности. Возможно, решение бежать к нему, расспросить его было единственным выражением собственной воли за всю ее долгую, но такую однообразную жизнь.

— Я не знаю, что делать. Я ничего не хочу делать. Я не знаю…

— Я знаю, — сказал он, застегивая одежду и вытирая мокрые пальцы. Потом он взял ее за подбородок и посмотрел прямо в ее огромные пустые глаза. — Решать должен Главный Наблюдатель, потому что это его жизненная обязанность. Он скажет тебе, прав я или нет и что нужно делать. Пойдем к Главному Наблюдателю.

— Да, пойдем, — она даже вздохнула от облегчения: тяжкая ноша ответственности свалилась с ее плеч. Ее мир снова будет приведен в порядок и тот, кому надлежит принимать решения, будет решать. Она уже была готова забыть печальные события последних дней: они просто не вмещались в ее упорядоченное существование.

Чимал низко пригнулся к машине, чтобы его грязная одежда не бросалась в глаза. Но подобная мера предосторожности не являлась необходимой: случайных прохожих в туннелях не было. Все, кто мог, находились на важных пунктах, остальные же были физически неспособны к действиям. Скрытый мир находился в том же состоянии агонии, что и мир долины. Но, к несчастью, с меньшей надеждой на перемены, подумал Чимал, выбираясь из машины у входа в туннель, ведущий к отсеку Главного Наблюдателя. В туннеле никого не было.

Не было никого и в отсеке. Чимал вошел, осмотрел комнаты, потом растянулся во всю длину кровати.

— Он скоро вернется; самое лучшее, что мы можем сделать, это ждать его здесь.