|
Потом, прелестная дева Кандии или Самоса, краснея, преклоняет колени и предлагает вам холодный щербет в чаше превосходной резной работы. Вы делаете ей знак, она подходит к вам очень близко, и окружив рукой ее дивную шею, вы беззаботно рассматриваете эту ангельскую головку, рисующуюся, как призрак воображения посреди облаков синеватого и благовонного дыма, который, крутясь, поднимается от вашего кальяна с янтарным мундштуком. Глаза Фазильо, без сомнения, сверкали ярче блестящих граней хрустальных сосудов. -- Поедем в Александрию, командир! -- вскричал он, приподнявшись до половины. -- В Александрию! А что бы ты почувствовал, если бы тебя посадили на острый шпиль минарета, жестяной купол которого возвышается до облаков, впрочем, на шпиль светлый и золоченый, и оставили тебя в сем мучительном положении, пока коршуны не выклевали бы зрачки твоих черных больших глаз? Эта речь охладила жар Фазильо, который, улыбаясь, поспешно наполнил свой бокал. -- Так снова дадим рей, командир! -- Да, Фазильо, такая участь ожидает меня в Египте, если когда-нибудь бушприт моей тартаны направится к сему очаровательному краю! -- Почему же, командир? -- О! потому, что я пять раз вонзил мой канджар[11] в грудь доброго старого эмира, который нас так ласково принял к себе и образовал меня, как Раввина. -- Боже небес! Еще убийство! Вы убийца вашего благодетеля! -- Он употребил во зло оказанное нам гостеприимство, соблазнил мою сестру и не мог на ней жениться; что бы ты сделал на моем месте, Фазильо? Молодой испанец закрыл лицо руками. -- А ваша сестра? -- спросил он. -- Мне оставалось оказать ей последний знак моей к ней привязанности, и я оказал ей. -- И какой? -- Я убил ее, Фазильо. -- Убили! Свою сестру также убили! Вы братоубийца! Анафема! -- Дитя! Знаешь ли, какая участь ожидает молодую девушку моего племени в Египте, лишенную невинности, когда ее соблазнитель женат? Знаешь ли ты? С нее срывают одежду и водят нагую по городу; потом увечат ее самым ужаснейшим образом; завертывают в мешок и выставляют у дверей мечети, где каждый, даже христианин, может осыпать ее ударами, ругательствами и грязью... Что бы ты сделал более для своей сестры, Фазильо? -- Итак, все убийства, да убийства! Между тем, против воли, я удивляюсь ему, -- сказал Фазильо в исступлении. -- Выпьем, милый! Смотри, серебристая пена шипит и играет. Выпьем и отгоним мрачные воспоминания о былом. За твою любезную, за Жуану и ее черные очи! Фазильо повторил почти машинально: -- За Жуану и ее черные очи! -- Но где же, Фазильо, мы бросим якорь? -- По мне, там, во Франции, командир, -- и он показал на свой до половины опорожненный бокал. -- Ибо, клянусь Жуаной, если французы походят на их вино!.. -- Справедливо, Фазильо, справедливо. |
