Она поднялась с пола и посмотрела на отца, который стоял и курил сигару. Он не был крупным мужчиной, но от него исходила энергия, которая придавала ему особенную значительность. Его зеленый бархатный пиджак болтался на плечах слишком свободно, а на лбу выступил пот – вероятно, от выпитого виски.

– Как ты посмел? – спросила Джастина, удивив даже саму себя. – Я твоя дочь.

В голосе ее звучала уверенность и сознание своей правоты, но внутренне ее трясло. Он сломал ее. Покинул ее. Как он мог так поступить с ней? Он ведь ее родной отец!

– Вот именно. Я не могу допустить, чтобы моя дочь распространяла ложные слухи о моем самом ценном компаньоне. Ты знаешь, чем это может обернуться для нас? Ты сегодня едва не разрушила всю нашу семью. – Он говорил тихо, бесстрастно, как будто не разбил сегодня вдребезги весь мир Джастины, и это только сильнее бесило ее.

– Это не ложные слухи.

– Все можно трактовать по-разному, Джастина; когда-нибудь ты это поймешь.

– И сексуальное домогательство, да?

Они по-прежнему стояли лицом друг к другу. Смотрели друг на друга в упор. Как в бою. Он должен был защитить ее. Почему он этого не сделал? Она хотела заставить его прозреть. Возможно, это по-прежнему оставалось всего лишь одним сплошным недоразумением.

– Он тебя поцеловал?

– Нет.

– Он заставлял тебя трогать его?

– Нет.

– Он тебя изнасиловал?

Джастина заметила, что он даже не вздрогнул, когда задал этот вопрос, и это потрясло ее до глубины души. Как бессердечно это прозвучало из уст ее собственного отца! Она знала, что он может быть жестоким, она слышала это сквозь стены, но никогда прежде эта жестокость не была направлена на нее.

– Нет.

– Ну, тогда… – Он ухмыльнулся. – Да, я бы сказал, что это можно трактовать по-разному.

Значит, это вовсе не недоразумение.

Джерард отвернулся от нее и направился к двери. Это все? Он не собирался узнать ее версию событий? Видеть, как он уходит прочь, было просто невыносимо. Неужели он снова собирается бросить ее? Почему он не стал защищать ее?

Джастина почувствовала себя маленькой. Очень маленькой. Как она могла так мало значить для собственного отца? Она не смогла удержаться от того, чтобы бросить ему вызов. По крайней мере, ссора была лучше, чем его уход. Ощущать себя отвергнутой, как будто ее боли на самом деле не существует, было намного хуже. Как будто она просто выдумала то, что произошло, и об этом даже нет смысла говорить.

Поэтому она постаралась уязвить его посильнее. Что угодно, лишь бы получить ответную реакцию. Лишь бы он не ушел.

– А как насчет того, чтобы бить жену? Это тоже можно трактовать по-разному? – Едва эти слова слетели с ее языка, она пожалела об этом.

Джерард развернулся и быстрыми шагами направился к ней. Его грудь ходила ходуном, ярость переполняла все его существо. Он больше не ухмылялся. Лишь по его глазам Джастина поняла, что зашла слишком далеко. Они сделались невероятно темными.

До нее дошло, что он не намерен останавливаться.

Не в этот раз.

Джастина осознала, что для него это уже не просто игра, о победе в которой он будет рассказывать, ухмыляясь и попыхивая сигарой. Она зашла слишком далеко. Она должна была позволить ему победить.

Словно в замедленной съемке, Джастина наблюдала за тем, как отец отводит руку назад. Он все время смотрел на нее в упор, не стесняясь того, что бьет свою дочь. Сила удара застала Джастину врасплох, хотя она видела этот удар заранее. Боль была яростной, жгучей. Щека горела. Тысячи иголок пронзили кожу.

Джастина задыхалась, ее глаза наполнились слезами.