50

Дортмундер шел на запад по Десятой улице, руки в карманах, голова опущена, он шел, уставившись на свои ботинки. Холодный противный ветер дул прямо в лицо; он проделал весь этот путь через континент, чтобы больно ударить Дортмундера прямо в нос, а потом отправиться дальше на восток, в сторону Лонг-Айленда, потом через океан и в Европу, чтобы раздражать людей там. На данный момент ветер был одной из проблем Дортмундера, возможно, самой меньшей из всех.

Воскресенье, 31 декабря, 4:00 утра. Жалкий год тихо отходил назад, и сейчас Дортмундер вышел в эту ветреную погоду из дома, чтобы помочь ему наконец отступить. Он шел в сторону пересечения западной Десятой улицы и западной Четвертой улицы в Гринвич Виллидж, пожалуй, это было единственное место во всем мире, где пересекались западная Десятая улицы и западная Четвертая. Он шел, чтобы встретиться и решить проблему с казино, возможно, худшую проблему из всех.

И вот впереди показалось пересечение, в дальнем правом углу стоял уже знакомый дом на колесах. На обочине, между задним колесом и уличным фонарем кто-то сидел. Может это Келп? Да, это был он.

Именно Келп позвал его на эту встречу. Похоже, что он и Перышко провели последние несколько дней в не очень приятной беседе, и сейчас пришло время выяснить, что к чему.

Единственное, что знал Дортмундер из новостей, — это то, что казино сгорело дотла. Это крутили по всем новостям, даже по национальным новостям, потому что в последнее время абсолютно ничего не происходило без участия минимум трех разных камер. В Серебряной пропасти как туристы, так и работники казино были наготове с кулаками.

Вместе с видами крушащихся стен и шаров огня были кадры шокированной Перышка, которая, поскольку она была последней из потакноби, а также потому, что она была очень фотогенична, заняла большую часть этих новостей. На четвертый день даже она не смогла удержать интерес общественности и исчезла с экранов, и с тех пор Дортмундер ничего не слышал.

До вчерашнего дня, когда Келп позвонил и рассказал ему, что было дальше. После недели молчания с севера, Перышко начала звонить Келпу, потому он был единственным из сообщников, кого она смогла найти. Эти звонки больше раздражали, чем несли информацию, не только потому, что Келпу приходилось за них платить, но и потому что Перышко звонила из резервации, из дома какого-то парня по фамилии Пес, который приютил ее потому что у нее закончились деньги и потому что она была потакноби. В этом доме ей нужно было следить за тем, что она говорит по телефону, соответственно, они практически ничего толкового не говорила. Поэтому Келп очень скоро начал молиться о том, чтобы она наконец перестала ему звонить. Как он рассказал потом Дортмундеру, он просто задал ей вопрос в лоб: зачем звонить, если нечего сказать?

— Я застряла тут, Энди, — объяснила она. — У меня нет денег и мне некуда идти. Если бы казино еще существовало, я бы, по крайней мере, смогла бы работать дилером, хотя, если бы казино все еще существовало, мне не нужно было бы вообще работать. — Потом она заговорила тише. — Думаю, я получу чек на Рождество. В качестве подарка от племен, поскольку я теперь одна из них. Надеюсь, этого чека хватит, чтобы я смогла заправиться и приехать встретиться с вами.

И вот, канун Нового года, вчера был первый день, когда она смогла сбежать от своих новых родственников, и Келп назначил встречу здесь и сидел между автодомом и фонарем, когда подошел Дортмундер.

— Ну вот, — сказал он. Его руки и левая щека были запачканы.

— Что «вот»? — не понял Дортмундер. — У тебя лицо грязное.

— Помою внутри, — ответил Келп и указал на то место, где он сидел на корточках.