— Прекрасно, — громко ответил главарь, изо всех сил стараясь не обращать внимания на набирающие силу причитания. — Делайте, и побыстрее. Мне не терпится в путь. Нам придется… — при этой мысли он скроил гримасу, — …проделать долгий путь, прежде чем попасть во Дворец Красавиц и, конечно… — Он снова умолк, а когда заговорил опять, голос его звучал тише, и казалось, в нем слышится страх, — …в заколдованную пещеру.

— О горе! — возопила жена Али-Бабы с еще большим пылом. Даже дровосек должен был признать, что это одно из лучших причитаний в ее жизни. — Никогда не видать мне больше родного города, не зайти в кишащую вшами чайхану, не вылить вечерних помоев за забор!

Главарь запнулся.

— Этого вполне достаточно! — требовательно произнес он.

Но Али-Баба знал по собственному опыту, что теперь ее ничто не остановит.

— О горе! — пронзительно голосила жена. — Никогда больше не испытывать мне сладкого унижения от того, что я владелица одноногой курицы!

— Я сейчас как следует проучу тебя своим мечом! — пригрозил главарь, многозначительно хватаясь за рукоять ятагана.

— О горе! — отозвалась она. — Он сейчас проучит меня своим…

Атаман убрал ладонь с рукояти, чтобы удобнее было заламывать руки.

— Вот что! Бросьте ее здесь. Веревку лучше использовать для овощей. В конце концов, нам нужно будет чем-то питаться!

— О горе! — стенала жена дровосека. — Они бросают меня здесь и используют веревку для…

— Киньте ее обратно во двор и заприте за нею то, что осталось от ворот! — завопил главарь, прижимая кулаки к вискам. — Я этого больше не вынесу!

— О горе! — продолжала жена Али-Бабы. — Меня кинут обратно во двор…

Двое разбойников поспешно исполнили приказ хозяина, прежде чем женщина успела заголосить снова.

Али-Баба вздохнул с облегчением при мысли, что, по крайней мере, его жена будет спасена. Хорошо, что эти разбойники не знают женщин так, как знает их он, а то они поняли бы, что эти несносные причитания — одна из самых милых ее черт. Теперь, однако, она останется в живых, и хоть кто-то, во всяком случае, сможет тратить это огромное количество припрятанного золота. Жаль только, что он не разделит с нею это удовольствие.

Но если Али-Баба страдал молча, то Марджана — нет.

— Значит, ты считаешь себя таким сильным и могущественным, — сказала она главарю ужасной банды, — что распоряжаешься жизнью людей по своему усмотрению?

— Я распоряжаюсь не только жизнью, негодница! — царственно ответил предводитель разбойников. — Я распоряжаюсь еще и смертью!

— Да, — заметила Марджана с тонкой улыбкой, — действительно, чтобы орудовать мечом, надо быть таким философом. Но, может, ты предпочитаешь продолжить спор о сущности ворот?

Главарь бандитов лишь наградил ее долгим взглядом, хотя лицо его за это время сменило все возможные цвета, кроме нормального.

Дровосек знал, к чему может привести эта стычка. Сначала он лишился общества жены, а мгновение спустя лишится самого существования Марджаны. Али-Баба не мог больше сдерживаться и тихо застонал от отчаяния.

Но тут юная служанка повернулась к нему с изумленным и озадаченным видом.

— Хозяин? — спросила Марджана. — Право же, так это и в самом деле ты?

— Да-да, это я, дитя мое, — с улыбкой ответил Али-Баба, которого девушка пробудила от отчаяния.