|
Вакуумная камера пересечена распорками и ребрами, удерживающими ее от сплющивания. Здесь вращается внутренний ствол, причем волокна, похожие на мускулы, вращают его быстрее, чем летягу. Дальше. Если дерево хочет ускорить ход, оно немного замедляет вращение внутреннего ствола, и разница передается внешнему стволу. А когда дереву хочется двигаться медленно, оно как бы отдает часть внешнего вращения внутреннему стволу.
Паллис тщательно составлял фразы, чтобы они звучали понятнее. В его мозгу мелькали смутные, фрагменты из лекций Ученых: инерция, сохранение углового момента… Наконец пилот, пожав плечами, сдался. — Знаешь, я не могу объяснить тебе лучше. Ты понял? Рис кивнул. — Кажется, да. Казалось, как ни странно, что парень удовлетворен ответом. Паллис вспомнил, что именно так смотрели Ученые, с которыми ему пришлось работать. В их глазах было удовлетворение от понимания природы вещей. С края дерева за ними угрюмо наблюдал Говер. Паллис медленно вернулся к своему обычному месту у ствола. Он не знал, какое образование получает обыкновенный рудокоп, и даже сомневался в том, что Рис обучен грамоте. На Поясе, как только ребенок становился достаточно силен, его посылали в плавильню или на поверхность железной звезды, где тот начинал жизнь бездумного автомата. К этому принуждала экономика Туманности, сурово напомнил он себе, экономика, которую он, Паллис, помогал поддерживать. Пилот озабоченно потряс головой. Он никогда не признавал общепринятой на Плоту теории, согласно которой рудокопы считались недочеловеками, пригодными только для одной цели. Какова продолжительность жизни рудокопа? Тысяч тридцать смен? Или еще меньше? А если бы Рис прожил дольше, достаточно для того, чтобы понять, что такое угловой момент? Какой бы прекрасный деревянщик из него вышел… «Или, — с сожалением признал Паллис, — еще лучший Ученый!» В его голове начал зарождаться пока еще смутный план. Рис подошел к стволу, взял еду, полагающуюся ему после окончания смены, и рассеянно взглянул на пустое небо. Чем дальше уходило дерево от Ядра Туманности, тем светлее становилось вокруг. Перекрывая свист ветра, издалека донесся звук, нестройный вопль, мощный и загадочный. Рис вопросительно взглянул на Паллиса. Пилот улыбнулся. — Это песня кита. Рис стал нетерпеливо озираться по сторонам, но Паллис предупредил его: — На твоем месте я бы не беспокоился. Кит может быть далеко… Пилот задумчиво посмотрел на Риса. — Рис, ты не сказал мне одной вещи. Ты «заяц», не так ли? Но ты не мог знать, каков Плот на самом деле. Тогда… Почему ты сделал это? От чего ты убегал? Хмуря брови. Рис обдумывал вопрос. — Я ни от чего не убегал, пилот. Жизнь на руднике тяжела, но это мой дом. Я ушел, чтобы найти ответ. — Ответ? На какой вопрос? — Почему гибнет Туманность? Паллис смотрел на серьезного молодого рудокопа и чувствовал, как по его спине бежит холодок. Рис проснулся в своем удобном гнезде среди листвы. Над ним склонился Паллис. Его черный силуэт выделялся на фоне светлого неба. — Новая смена, — оживленно сказал пилот. — Нас всех ждет тяжелая работа: причаливание, разгрузка и… — Причаливание? — Рис потряс головой, чтобы стряхнуть остатки сна. Значит, мы прибываем? — Конечно, разве это незаметно? — улыбнулся Паллис. Он отодвинулся. На месте, где он только что стоял, в небе висела громада Плота.
3
Холлербах оторвался от лабораторного отчета. Глаза болели. Он снял очки, положил их на стол и начал аккуратно массировать переносицу. |
