Он покосился на меня. Указал кивком в сторону парковки.

— Живо в нее.

— А ребята?

— Мне видней! — бросил я второпях. — Живо, ну!

Федор поверил мне, «сигнальщику».

Мы побежали к Федоровскому джипу, серебристой «Хонде».

Микмак тем временем подошел вплотную к «субару», Никита распахнул дверцу, высунулся из-за руля и ударил по нашим парням. Не выстрелил. Врезал силой «кукловодов», незримыми черными вихрями.

Со стороны это выглядело дико. Идет парень, за ним еще двое. Первый подходит к машине, двое, шедших следом, окликают его. Тут раскрывается дверь машины, высовывается водитель, выставляет раскрытую пятерню и с силой толкает воздух перед собой.

И двое здоровых парней летят кувырком вдоль по улице, врезаясь в прохожих, сбивая их с ног…

— В машину, быстро! — заорал Никита.

Микмак нырнул в «субару», она заревела, сдавая назад от парковки.

Мы с Федором синхронно хлопнули дверями, он завел двигатель, стал выруливать на улицу.

— Синяя «субару», — подсказал я.

— Уже понял, — кивнул он.

«Субару» выехала на улицу, влилась в поток машин, а за ней следом бежали вскочившие с тротуара Влад и Стас. Они на бегу засовывали руки в карманы плащей.

— Не стреляйте, кретины! — пробормотал я с досадой. — Только панику устроите!

Они, будто услышав меня, не стали. Замедлили шаг, сообразили, что уже поздно, дальнейшее преследование бессмысленно. «Субару» удалялась, оставив Стаса и Влада на тротуаре с перекошенными от разочарования лицами, но мы с Федором неслись за ней по пятам.

Федя водил мастерски. По его словам, у себя в поселке он за руль чуть не в двенадцать лет сел.

Он умело маневрировал, стараясь держаться на одну-две машины от «Субару», не теряя ее из вида, но и не показываясь на глаза Никите.

— Я знаю, куда он едет, — сказал Федор, выкручивая руль.

— И куда?

— Мы там уже были сегодня. Ангар на окраине.

— Что там? Офис Конторы?

— Может и так, — он пожал плечами. — Черт их знает, где у них офис… А Никитос, звиздюк, значит, больше не играет за наш клуб?

— Похоже на то.

* * *

Место, куда мы приехали следом за синей «субару», выглядело неприятно. Я и не знал, что в Москве есть такие места.

С одной стороны был карьер с черными силуэтами экскаваторов на фоне груд щебня. С другой стороны уходила вверх грунтовая дорога, ведущая к гаражам. Где-то рядом была железнодорожное полотно, там, громыхая и лязгая, проходил грузовой состав. Вокруг были густые заросли высохшего бурьяна, глубокие лужи и колеи.

Наш джип стоял за деревьями, фары погашены. Разбитая дорога, по которой мы приехали, следуя за Никитой, шла под уклон, упираясь в ангар посреди пустыря, заваленного строительным мусором.

С нашего места было видно «Субару», стоящую напротив ангара. В салоне мерцали огоньки сигарет. Никита и Микмак кого-то ждали.

Крошечные снежинки кружились и танцевали, плавно опускаясь на лобовое стекло.

— Рано в этом году, — сказал Федор.

Глядя на первые снежинки, на миг я даже позабыл, для чего мы здесь.

Зима, думал я, укроет Москву белым полотном, сделает ночи длинными, людей замерзшими, простуженными и хмурыми, а небо — пасмурным. Потом она, конечно же, отступит, и вновь зазвенят по тротуарам ручьи, заиграют на солнце радужные бензиновые пятна, и в человеческих сердцах вновь загорятся теплые искорки. И будут улыбки, и цветы, и солнечные зайчики.