И Огюстин увидел неуверенность в глазах собеседника.
– Ты рискнул бы ее гневом, чтобы спасти меня?
– Я не люблю заставлять силой.
Ашер встал на колени рядом с Жан‑Клодом, и такого выражения на его лице я никогда не видела. Надменность, жестокость, что‑то хищное – и еще что‑то. Опасное и неприятное.
В воспоминание врезался голос Ашера:
– Жан‑Клод, пусть Анита этого не увидит.
До этой секунды я не знала, что Ашер здесь, и ждет, пока мы выиграем или проиграем эту битву. И он видел то, что заставляет меня видеть Белль. Как она это делает?
– Все вы – кровь от крови моей, Анита. С тем, что принадлежит мне, я многое могу сделать.
Руки на моем теле, рвется одежда так, что меня дергает. Ощущение прохладного воздуха на спине. Грудь и живот Жан‑Клода прижимаются к моей спине, кружево белой сорочки – только рама для наших тел. Но как только он прикоснулся ко мне, воспоминание затянулось черным, и Белль снова оказалась на краю своей большой кровати в неровном свете свечей. Гнев наполнил ее глаза медовым пламенем. Она, оказывается, не знала, что Жан‑Клод дал Огги выбор – тогда, столько лет назад.
Голые руки Жан‑Клода обвили мое почти обнаженное сверху тело. Он охватил меня руками, прижал меня к себе так близко, как только могли позволить пистолет и нож на спине.
Руки Огюстина все еще держали мои, как будто он не мог или не хотел отпустить меня. Но прогнало Белль прикосновение Жан‑Клода – оно оборвало воспоминание.
– Твое тело может остановить меня, но я оставлю вам два прощальных подарка, Жан‑Клод и Огюстин. Первый – это ardeur, который охватит вас всех троих, и если я как следует постараюсь, разольется по залу на всех, кто остался. Я ощущаю Ашера и… – она закрыла глаза, облизнула губы, – ммм, да здесь еще и Реквием. Они попытаются это сдержать, может быть, смогут… а может быть, и нет. – Тут она посмотрела на нас так, будто видела – по‑настоящему видела. Столько было воли в этих глазах! – Второе – это вопрос вам и дар для Аниты. Ты еще не понял, Жан‑Клод, что один из ее талантов – это перехватывать и усваивать те способности, что обращают против нее? И вот мою способность оживлять память я передаю сейчас ей – только на один раз. Я хочу, чтобы она пустила ее в ход, и не буду сопротивляться магическому умению Аниты взять эту способность. Я оставлю ей умение вызывать такую силу и еще оставлю вопрос: ты веришь, что у Огюстина и Жан‑Клода был секс вот только в этот раз, и никогда больше?
Треск рвущейся материи – и Жан‑Клод прижался ко мне сильнее, большей площадью.
– Я закрываю для тебя эту дверь, Белль, ибо эта женщина моя, а не твоя.
– Я ухожу, ухожу. Надеюсь, мои подарки вам понравятся.
Но я слишком была еще тесно связана с ее разумом и знала: выбора у нее не было. Она делала вид, что уходит по собственной воле, но это Жан‑Клод ее прогнал. И последнее, что ощутила я от нее – сожаление. Она оставляла мне всех этих мужчин, а ей они были недоступны.
Я будто всплыла из‑под воды, ловя ртом воздух. На мне остались только трусики и лифчик, костюм с меня сорвали. И вместе с юбкой исчез пистолет с кобурой. На Жан‑Клоде из одежды тоже мало что осталось.
– В действиях вашей линии вампиров бывает что‑нибудь, не связанное с раздеванием?
Он засмеялся, тем своим прекрасным, ощутимым смехом. И не только я на него среагировала – Огги вздрогнул; я почувствовала это по его рукам, держащим мои. Вот он остался в своем дорогом костюме, даже галстук не сбился. Изумительно он себя вел.
Я оглядела комнату – она была пуста, только Ашер стоял рядом с наружной дверью, а Реквием – возле той двери, что вела дальше в подземелье. Ашер с золотыми волосами, скрывавшими те шрамы, что оставила ему Церковь, когда из него пытались святой водой выжечь дьявола. |