– Вы хотеть один банана блинчик, один «Спрай»?

– Да.

Он направился обратно на кухню, а на меня неожиданно накатила теплая волна счастья. Солнце ярко освещало улицу. Какой‑то мужчина устанавливал на тротуаре лоток для торговли пиратскими видеокассетами и укладывал их на столике рядами. Около мужчины маленькая девочка чистила и нарезала ломтиками ананасы. У нее под ножом жесткая кожура превращалась в аккуратные спирали. Позади нее девочка помладше отгоняла тряпкой мух.

Я закурил свою вторую сигарету за день, но не потому, что мне хотелось курить. Просто я почувствовал – сейчас подходящий момент.

Француженка появилась одна, без своего спутника. И без обуви. У девушки были стройные, коричневые от загара ноги, едва прикрытые короткой юбкой. Девушка грациозно пересекла площадку ресторанчика. Мы все наблюдали за ней. Немой наркоман, американцы, мальчики‑официанты. Мы все смотрели, как она шла между столиками, покачивая бедрами и позванивая серебряными браслетами на запястьях. Когда она скользнула взглядом по ресторанчику, мы быстренько отвели глаза, а когда она выходила на улицу, мы посмотрели ей вслед.

После завтрака я решил прогуляться по Бангкоку или хотя бы по улицам, примыкавшим к Кхаосан. Я заплатил за еду и направился к себе в номер за деньгами – на случай, если придется взять такси.

Наверху, около лестницы, я наткнулся на старуху, которая мыла окна шваброй. Вода стекала по стеклу прямо на пол. Одежда старухи совершенно промокла. А швабра мелькала угрожающе близко к свисавшей с потолка лампочке.

– Извините, – обратился я к старухе, предварительно убедившись, что нахожусь за пределами постепенно расширявшейся на полу лужи. Старуха обернулась.

– Вода и электричество – несовместимы.

– Да, – ответила старуха. У нее были черные гнилые зубы. А может, они были желтыми, как горчица. Казалось, что у нее во рту полно ос. – Горячо‑горячо. – Она специально начала тереть лампочку концом швабры. Вода на лампочке сердито зашипела, и к потолку устремилась струйка дыма.

Я вздрогнул:

– Осторожнее! Вас током убьет.

– Горячо.

– Послушайте… – Я сделал паузу, видя, что меня не поняли, а потом решил попробовать еще раз. Я оглянулся вокруг. На лестничной площадке кроме нас никого не было. – Хорошо, смотрите.

И я разыграл небольшую пантомиму. Я изобразил, как мою окно, а затем сделал вид, что попал воображаемой шваброй в лампочку. После этого я начал корчиться в судорогах от воображаемого удара током.

Она положила свою сморщенную ладонь мне на руку, чтобы прекратить мои конвульсии.

– Э‑э, парень, – протянула она голосом слишком высоким, чтобы его можно было назвать подобревшим. – Это круто.

Я удивленно поднял брови. Я решил, что ослышался.

– Остынь, – добавила она. – Не напрягайся.

– Ладно, – сказал я, пытаясь не подавать виду, что с трудом мог осмыслить такое: тайская карга владеет хиповским жаргоном… Она наверняка уже давно работала на Кхаосан. Чувствуя себя как обруганный, я направился к своему номеру.

– Эй, – крикнула старуха мне вслед. – Пимо для тебя, парень.

Я остановился:

– Что?

– Пимо.

– Письмо?

– Пимо! На твой дверь!

Я благодарно кивнул ей, удивившись тому, что она знает, где мой номер, и зашагал по коридору. Действительно, к моей двери был пришпилен конверт. На нем было неразборчиво написано: «Карта». Я все еще находился под впечатлением странного языка старухи и схватил письмо, даже не задумавшись.