Мастерман. Пятьдесят фунтов!

Фенвик. Попробую добиться от Комитета, чтобы ей возместили. Отличный отряд. Энергичные, изобретательные, смелые — не хуже наших молодцов в Западной пустыне. Среди наших патронов — принцесса Анна.

Мастерман. Но все-таки, сэр. Хуже убийства?

Фенвик. Конечно. Убийство, в конце концов, всего лишь форма умерщвления. За мною лично числятся две смерти.

Мастерман. Это было на войне.

Фенвик. Друг мой, а когда мы не на войне? Даже холодная война должна сопровождаться жертвами, если вести ее эффективно. К сожалению, это редко бывает.

Мастерман. Но этот бедолага, за которым вы охотитесь, — может, ему деньги нужны.

Фенвик. Так пусть убьет за них, как джентльмен. Я могу признать насильственное преступление, даже преступление страсти, но лгать, показывать фальшивый документ — это никуда не годится.

Мастерман. Вы поставили меня в тупик, сэр.

Фенвик. Конечно, мне жаль, что эти ребятки в парламенте — в большинстве профсоюзники, между прочим, — отменили смертную казнь. Смертная казнь делает убийство стоящим делом. Убивая, рискуешь жизнью.

Мастерман. Нет — если убивают бедную невинную девушку.

Фенвик. Не надо быть сентиментальным, друг мой. Невинные девушки — редкость. А убитые невинные девушки — тем более редкость. Тем более что они принадлежат к сильному полу. Знаете чудное стихотворение Киплинга: «Потому что женщины рода намного опасней мужчин». Я, конечно, целиком за раскрепощение женщин. Как думаете, мисс Хардвич не будет в претензии, если закурю?

Мастерман. Не будет. Там, где она сейчас, дым ей не помешает. То есть у «Маркса и Спенсера».

Фенвик вынимает портсигар.

Фенвик. Составите мне компанию?

Мастерман. Бросил. Эти страшилки о вреде курения меня и впрямь напугали.

Фенвик. А мне только добавили удовольствия. Всегда покупаю сигареты с наибольшим содержанием смол. Это вызов своего рода. Я или она. Война насмерть. (Пауза.) Кстати, у вас превосходная шевелюра. Увы! Моя на макушке капитулировала. Как вы ее поддерживаете?

Мастерман. Однажды я ее чуть не лишился.

Фенвик. Делали имплантацию? Читал я рекламу… но идея меня отвратила — что у меня на черепе будут прорастать такие маленькие саженцы. Наверно, их поливать надо каждый день.

Мастерман. У меня просто отросли.

Фенвик. Мои, думаю, были жертвой войны. В пустыне у тебя масса песка в голове. Иной раз полночи чешешься. Говорили, что на мили кругом ничего не слышалось, кроме этого звука.

Мастерман. У меня однажды была сыпь. Но нервного происхождения.

Фенвик. Э, война — чудесное средство от нервов.

Мастерман. Не хотите ли чаю? Пока ждете.

Фенвик. Нет, нет, благодарю. Мой обычай — виски в шесть.

Мастерман. Медового хруста?

Фенвик. Нет-нет. Я этого не ем. Только крышки собираю.

Мастерман. А с хлопьями что делаете?

Фенвик. Отдаю их моим пернатым друзьям.

Мастерман. Они им по вкусу?

Фенвик. Сметают в секунду. Я их сыплю в купальню для птиц. У меня садик в Уимблдоне, и там купальня. Вот чего мне в пустыне не хватало. Птиц. Такая обида. Мог бы там наблюдать за их жизнью в бинокль. Вот что еще на войне замечательно. Убиваешь, и притом остается свободное время наблюдать. И болтать с товарищами, пока ждешь. Как мы сейчас болтаем. Дожидаясь мисс Хардвич.

Мастерман. Как вы Роммеля дожидались.

Фенвик. Так точно.

Мастерман. А в Уимблдоне удается видеть интересных птиц?

Фенвик. У меня хороший старый армейский бинокль. И однажды мне удалось определить издали длиннохвостую синицу. Думаю, из наблюдения за птицами у меня и родилась мысль стать добровольцем-инспектором «Похода».