В гавани клиперы с высокими мачтами и низкие «купцы» соперничали из‑за места у причала с обтекаемыми речными суденышками и ленивыми баржами. Тут, где Эль‑Ларимар встречался с морем, кипение жизни никогда не затихало. Чайки, бакланы и дракончики‑нырки нападали на стоических пеликанов, ударяя их в отвисшие зобы, чтобы похитить улов. Если не брать в расчет неистребимый запах рыбы, Химнет всегда с удовольствием приезжал на дальний конец большого каменного волнолома. Отсюда ему была видна значительная часть его королевства.

Огромный город раскинулся на северо‑восток, остановившись у гигантской стены Мотопс. Две тысячи лет назад ее воздвигли народы, населявшие центральные долины и равнины, чтобы защититься от кровожадных набегов варваров, кочевавших на крайнем юге. Уже давным‑давно Эль‑Ларимар продвинулся далеко на юг за пределы своего каменного заслона, но стена осталась – слишком большая, чтобы не обращать на нее внимание, и слишком крепкая, чтобы ее срыть.

На севере город карабкался на высокие холмы, благоухающие дубом и кедром, покрытые виноградниками и цитрусовыми рощами. На востоке неприступный вал вздымающихся ввысь Карридгианских гор отделял город от остального королевства, издревле создавал естественное препятствие как для захватчиков, так и для торговли.

Под правлением Химнета королевство процветало. Отдаленные вотчины платили Эль‑Ларимару дань, вечно боясь навлечь на себя гнев его сеньора и господина. А теперь, после многих лет поисков и расспросов, ему принадлежала самая красивая женщина в мире. Впрочем, пока еще не совсем, признался себе Химнет. Ничего, время сломит ее сопротивление, а страстные мольбы преодолеют ее неприязнь.

В отличие от промысловиков, нанимавших лодки с командами, чтобы бороздить богатые рыбой воды за Эль‑ларимарскими рифами, рыбаки‑одиночки зачастую занимали места вдоль волнореза и забрасывали леску в сине‑зеленое море в надежде выудить что‑нибудь на ужин, а если не повезет, то хотя бы отдохнуть. Когда подъехал Химнет, все они поднялись и преклонили колени. Все – кроме одного.

Правитель помельче не придал бы значения подобной оплошности…

Сходя с колесницы Химнет приказал своему генералу оставаться на месте, чтобы сдерживать все еще разгоряченных жеребцов. В ореоле пурпура и великолепия, с развевающимся за спиной королевским плащом, он прошествовал к северной стороне волнореза, дабы посмотреть в лицо нерадивому. Перегриф наблюдал за господином с бесстрастным лицом.

Другие рыболовы при его приближении отступали к краю волнореза, прижимая к себе детей и стараясь сделаться как можно незаметнее. Меньше всего им хотелось привлечь внимание властителя. Это естественно, думал Химнет. Понятно, что простых людей смущает и даже немного пугает величие его присутствия. Так и должно быть. Это значительно упрощает рутину правления.

Именно поэтому он тратил время на то, чтобы потолковать с единственным непокорным, который не отозвался на его прибытие соответствующим изъявлением почтения.

Мужчина с заросшими щетиной щеками был одет в длинный комбинезон из какой‑то грубой, кое‑как сшитой материи. Рубаха с длинными рукавами была засалена, а ладони покрыты рыбьей кровью Он сидел на краю волнореза лицом к морю, держа в руке длинное удилище, а рядом с ним стояли два ведерка. В одном содержалась наживка, в другом – рыба. Ведерко с наживкой было полнее второго. Рядом сидел взъерошенный мальчик лет, наверное, шести, с удочкой покороче. Он украдкой поглядывал на властную фигуру, которая теперь уже высилась за его и отцовской спинами. Рыбак же с отсутствующим выражением лица не обращал внимания ни на того, ни на другого.

– Похоже, рыба проявляет к тебе так же мало почтения, как ты ко мне.

Мужчина не шевельнулся.

– Утро так себе, да и пришли мы поздно.

Ни почтительного обращения, ни титула, ни «доброе утро, господин»… По неторопливому, но умелому обращению мужчины с удочкой Химнет определил, что тот не слепой.