– Вы будете благодарить нас, когда все закончится. – Женщина снова просияла. – Ты, – объявила она, обращаясь к тихо закипающему Симне, – станешь гораздо более приятным и менее воинственным человеком, и у тебя появится склонность к глубоким раздумьям.

– Клянусь Гузпулом, не стоит на это рассчитывать. – Пальцы северянина вцепились в рукоять меча.

– А ты, – продолжала она, слегка повернув голову в сторону Эхомбы, – станешь учителем, который посвятит свою жизнь распространению правильного образа мыслей среди нецивилизованных народов.

– Похоже, замечательная профессия, – ответил Эхомба. – К сожалению, одна у меня уже есть. Необходимо пасти скот, да и выполнять разную работу на ферме. У меня нет времени для проповедничества. Вам придется поискать кого‑нибудь другого.

– Ты первый человек из вашего народа, посетивший Тетсприах. – Монах, сидевший на другом конце стола, говорил очень убедительно. – Поэтому ты должен стать тем, кто понесет наше учение в свою землю. Это великая честь.

– Да, – подтвердил книжник в середине. – К тому же у тебя нет выбора. Не трать время и силы на препирательства, поскольку решение уже принято за тебя. – Он ободряюще улыбнулся. – Такова работа книжников – делать за других правильный выбор. Мы предотвращаем множество неприятностей.

– Зачем же вы причиняете их мне? – Симна ибн Синд уже достаточно всего наслушался. Чтобы Эхомба не попытался остановить его, северянин дерзко шагнул вперед и обнажил клинок. Уловив его мысли, попугайчики перестали есть и забились в дальний угол клетки. Они сидели, прижавшись друг к другу, и их блестящие перышки слегка вздрагивали от того, что птички были вынуждены слушать и впитывать весь поток несдерживаемой агрессии из ума северянина.

От выходки Симны у книжников с лиц все‑таки сошли их, казалось, неувядающие улыбки. Однако никто не вскочил со стула и не попробовал убежать. Никто даже не издал предупреждающего крика, вызывая служителей, стоявших за дверью.

Вместо этого монах, располагавшийся в центре, проворно нагнулся под стол и извлек оттуда престранного вида приспособление. Оно было размером с человеческую руку, имело рукоять и длинный трубчатый корпус, рифленый на конце и расширявшийся, как цветок. Один палец монах держал на маленьком металлическом крючке, укрепленном на нижней части аппарата. К верхней же его части была приделана маленькая бутылочка или флакон. Она была изготовлена из матового материала, и Эхомба не смог рассмотреть, что содержится внутри.

Прижав деревянную рукоять к плечу, книжник направил похожий на цветок конец устройства прямо на Симну. Держа обнаженный клинок острием вниз, северянин прищурился, заглядывая прямо в ствол хитроумной штуковины. Не представляя себе механизма ее действия, он не знал, как избежать опасности, о которой, похоже, предупреждала поза противника.

– Симна, – предостерегающе сказал пастух своему товарищу, – довольно! Стой где стоишь!

Монах на другом конце стола угрюмо проговорил:

– Не имеет значения. Нападай или отступай, конец будет один. – Улыбка вернулась на его лицо, правда, уже не столь лучезарная. – И ты подходишь для этого лучше всего.

– Лучше для чего? – Симна с яростью взглянул на монаха, явно сбитый с толку непоколебимым хладнокровием троицы, сидящей за столом. – Лучше всего я подхожу для этого!

Подняв сверкающий клинок над головой, он сделал еще один шаг вперед. Эхомба выкрикнул предупреждение, а Алита припал к полу, мгновенно подобравшись.