|
– Почему же зря? – возмутился Липранди. – Имея прекрасное вино – и не позвать старого приятеля, и где-то даже начальника… Карибское море. Вблизи берегов Америки Судно было переполнено, и потому плавание утомляло. Еще хорошо, что согласно званию и положению в обществе молодым офицерам предоставлялись каюты. Не отдельные, разумеется, но все-таки… Тесные помещения на двух человек каждое, две койки, небольшой столик между ними, небольшое окно… Не бог весть какие апартаменты, только подавляющее большинство пассажиров не имели и этого и ютились в кубриках, а кое-кто и под навесом на палубе. Приходится терпеть, раз уж решили перебраться в иные края. Сами же хотели. Желающих совершить вояж набралось столько, что кают и не могло хватить на всех. Пусть переезд оплачивала казна, судно не безмерное. Место предоставлено, какое – никого не волнует. Но люди и не роптали. Не так долго терпеть, зато потом – сам себе хозяин. Ехали-то в основном на постоянное поселение. Даже Тизенгаузен, профессор из какого-то германского княжества, и тот желал обосноваться вдали от родных мест да применить на практике многочисленные познания в геологии и куче смежных наук. Его соплеменников на судне было весьма много, как бы не большинство. На родине земель мало, а на другом конце океана – необъятный край. Бери, владей на веки вечные. Столько, сколько сумеешь обработать. И будет что оставить детям, внукам, правнукам… Подъемные, льготы, прочие блага… Подобный дар судьба предлагает раз в жизни, а уж потерпеть на пути некоторые неудобства… Снимались с места семьями, брали лишь самое ценное из имущества, памятуя об обещании основное предоставить на месте. Лишь принимай присягу Императору, получай бумаги и отправляйся в путь. Офицеры – дело другое. Какие желания, когда «по казенной надобности»? Нет, желания у некоторых были тоже. У прочих – служба. По весеннему времени в плавание вышли из Амстердама. Столица Голландии давно стала перевалочной базой с осени и до конца весны. Вот когда окончательно сойдет на Балтике лед, тогда начнется кампания, и суда станут отходить из Петербурга, Ревеля и Риги. Не зря же большинство географических открытий пришлось на страны, выходящие к океану: Испанию, Англию, Францию… А тут – северная Балтика зиму и часть весны пребывает во льдах, Черное море далеко… Что еще добавить? Еда не ахти, помыться никакой возможности, погулять негде, палуба ведь забита, а ют, куда пускают господ офицеров и состоятельных пассажиров, маловат, едва ноги разомнешь… Вокруг же – океанское безбрежье. Куда ни кинь взгляд – сплошная вода да паруса других галиотов каравана. Тоска. Только если для кого-то место назначения – край земли, то для кого-то – Родина. – Миша, а у вас действительно все женщины черноволосы? Прямо как вороное крыло? – в сотый раз спросил Муравьев у товарища по каюте. – Все. Красивые… – протянул последнее слово дон Мигуэль Карлос Луис Альберто де Санхурхо. Для простоты – Михаил Карлович. О чем еще говорить, как не о женщинах, когда тебе нет еще и двадцати? Но – справедливости ради – многие беседы касались иных тем: экономики, различных форм государственного устройства, общественного блага… Не были обойдены и профессиональные вопросы, и, разумеется, чисто географические, наподобие климата тех мест, где предстояло служить в ближайшие годы. Просто нельзя же вечно о серьезном! Да и кто сказал, будто обсуждение женщин легкомысленно? Внешне приятели представляли контраст друг с другом. Андрей Муравьев – плотный, светловолосый, Мигуэль – худощавый, смуглый. Первый никогда не бывал за океаном, второй – там родился, хотя последние семь лет учился в столице великой Империи и теперь возвращался домой. |
