«Мы умрем молодыми, — сказала ей Собра, ее мать, в день, когда Боа исполнилось четырнадцать лет. — Когда я говорю «мы», я главным образом имею в виду женщин. Ты, я, как и все другие, принадлежащие к нашему полу, особенно уязвимы. Скоро сюда явится старуха-отборщица; ее целью станут девушки, чья грудь полностью развилась. У тебя, как и у всех твоих ровесниц, молочные железы уже сформировались. Вас отметят, потом вас отведут в пещеры наверху, где живут богатые господа в одежде из резины. Вы будете проданы за охапку хвороста, за огниво, за светоносный кристалл, за старый зонт! И для вас начнется ад… О, моя девочка! Если бы ты знала!»

Но Боа ни о чем не знала. Она забивалась в самый темный угол каменной ниши и сидела там, положив ладони на свои огромные груди, которые сильно увеличились за последнее время, так что даже мешали ей во сне и при ходьбе.

Как и предрекала Собра, женщина-отборщица появилась несколько дней спустя. За поясом у нее была кожаная плеть. Она велела девушкам-подросткам выстроиться в свете факела и принялась взвешивать на ладони их груди. Неторопливо идя вдоль ряда, она у каждой ощупывала молочные железы, словно это были плоды во время сбора урожая. Те, кто стонали или пытались сопротивляться, тут же получали удар кнутом по бедру.

— Эй, чего так хмуро смотришь? — посмеивалась эта добрая женщина. — С такой кислой миной ты никогда не добьешься благосклонности хозяина. Если не хочешь стать просто губкой, тебе надо научиться быть веселой!

Собра, мать Боа, являлась всего лишь рабыней-производительницей, она никогда не бывала в верхних пещерах. Никогда ей не выпадала возможность стать наложницей богатого господина-огнепоклонника. Ее жизнь состояла из череды непрерывных беременностей, виновники которых были столь же случайны, сколько анонимны. Каждый год она встречала появление нового ребенка, и с тех пор, как она вошла в репродуктивный возраст, Собра дала жизнь более чем двадцати дочерям. Мальчики у гидрофагов рождались редко. Но девочки обладали такими способностями, которые мужчины обычно утрачивали еще на этапе эмбрионального развития. И эти способности в жестоком мире пещер скоро становились их смертельным приговором.

Были выбраны пятнадцать девушек, и Боа оказалась в их числе. Подстегивая, словно коз, подростков повели наверх, туда, где из пещер открывался обзор на равнину, на скалы, и где летний зной скапливался, как жар в печи. До сих пор Боа видела только тот свет, что просачивался сквозь щели в материнский грот, поэтому первая встреча со столь яростным сиянием опьянила ее. Заметив ее блаженное от эйфории лицо, товарка по цепи с силой ущипнула ее за локоть.

— Дурочка! — зашипела она Боа в ухо. — Здесь не место для радости! Тебе что, ничего не сказали? Нас привели сюда на смерть! Они отрежут нам языки… А потом будут пользоваться нами как шлюхами. Правда! Это лето ты проведешь, лежа на спине под кем-нибудь. А после придет сезон дождей, и для них ты станешь всего лишь губкой!

— Губкой?

На лице собеседницы Боа отразилось недоверие.

— Ты совсем глупая? Разве ты никогда не слышала шорохи в твоей груди? Это и есть то, что им нужно!

Безотчетно Боа приложила руку к груди, и от этого кристаллы, наполнявшие ее молочные железы, скрипнули. Так могли бы шелестеть мешки, наполненные металлическими пластинками, если их неосторожно задеть.

— Это?

— Ну да, это: впитывающие кристаллы! Кристаллы-поглотители жидкости! В плохой сезон стены пещер покрываются каплями росы, воздух пропитывается водными парами. Влага просачивается и стекает ручьями. А твои свеженькие груди будут все это поглощать, сохраняя их жилища в сухости.