Но это так кажется. У муравьев слегка трепещут усики, и сами они незаметно, ритмично, как маятник часов, покачиваются с боку на бок. Почему? Может быть, это особенный муравьиный танец?

Под лупой же, как всегда, все открывается. Муравей, схватив зазубренными челюстями ножку стручка и, покачиваясь, пилит ее сразу двумя челюстями с двух сторон. Да и не совсем с двух сторон, а незаметно меняет положение, обходит вокруг стебель, и пила работает аккуратно по всей окружности.

У одного работа близится к концу. Минута — и валится стручок набок, а муравей-жнец, схватив ношу, тащит ее в свое гнездо.

Но какая оригинальная пила! Нет подобной пилы у человека. А если бы попробовать сконструировать такую пилу: двустороннюю, с рычагами для поджима? Может быть, она окажется и удобной в какой-нибудь особенной распиловке.

Наверное, вот так же, покачиваясь с боку на бок, особые специалисты-жнецы работают в своих подземных камерах, распиливают твердую скорлупу семян пустынных растений.

Страдания пчелки

Неплохо бы пройтись по старой дороге. На голой земле всегда что-либо заметишь. Вон впереди мелькает какое-то небольшое насекомое. Оно мечется в воздухе над дорогой рывками из стороны в сторону, промчится вперед, скользнет броском назад и снова крутится в бешеной воздушной пляске. Из-за него, странного пилота, вот уже полчаса я торчу на жаре, надеясь узнать, чем все закончится.

Иногда комочек, воплощение неисчерпаемого источника энергии, падает на дорогу, зарывается в рыхлый песок, скользит под его поверхностью, показывая наружу толчками круглое, серое, в черных полосках брюшко, и снова взмывает в воздух.

Мне кажется, бесноватый комочек — пчелка. Только не простая, а так называемая кукушка. Точно такие же серые маленькие пчелки сейчас тоже носятся над дорогой и иногда закапываются в холмики земли, выброшенной из норок пчелками-каликтами. Они караулят, когда ячейка заботливой сборщицы пыльцы и нектара будет заполнена провиантом, а сверху отложено яичко. Тогда пчела-кукушка подбросит туда и свое яичко. Они также быстры, эти неутомимые кукушки. Иначе нельзя. С хозяйкой норки шутки плохи. И все же куда им до той, совсем сумасшедшей. Она никак не успокаивается, будто что-то с ней случилось, и все мечется, мечется.

На заброшенной пыльной дороге видны холмики и покрупнее. Кое-где в центре холмика отверстие, ведущее в глубокую норку. Сюда, торопясь и не мешкая, прилетают большие темные пчелы-андрены с корзиночками на задних ногах, доверху наполненными желтой пыльцой. Впрочем, на большинстве холмиков не видно норки. Зато иногда шевелится земля, показывается столбик сырого песка и застывает: хозяйка норки занята усиленным строительством, углубляет жилище, вытаскивает землю, толкая ее кверху впереди себя широкой головой.

Тем, кто занят земляными работами, хорошо. Тому же, кто улетел за провиантом, плохо: в его дом беспрестанно забираются другие, тоже большие пчелы — кукушки сфекодесы, черноголовые, черногрудые, с ярким, как огонек, красным брюшком. Они стремительно носятся над дорогой, бесцеремонно залезают в чужие квартиры трудолюбивых пчел, ищут, куда бы на чужие запасы подбросить свое яичко. Никакой боязни или осторожности.

Мне не дождаться конца безудержных воздушных танцев крошечной пчелки-кукушки. Я охочусь за ней. Один раз удался взмах: пчелка в сачке, но пулей вылетает из него и вновь за свои полеты. Будто ничего и не произошло.

Другой раз сильным ударом удается поддеть ее вместе с солидной кучкой песка. Но неожиданно отяжелевший сачок вырывается из рук и, описав дугу, падает в густые заросли, и, пока я подбегаю к сачку, моя добыча уже успевает освободиться из плена. Тогда я терпеливо жду, когда она, такай неуемная и бесстрашная, заберется под землю.

Дождался, прижал с силой ладонью землю и через минуту смотрю, как пчелка мечется уже в пробирке.