|
Толкуют, древесина превосходная, крепче железа. Пять топоров затупишь, пока ветку отрубишь… Хорошие деньги за такое дерево дают, потому и рискуют. Опять же, болтают, что многие с такого промысла не возвращаются. Коваль смотрел вперед и не верил своим глазам. Он снял рукавицу и выставил ладонь навстречу ветру, затем откинул полог и встал во весь рост. Отправляясь на юг, он обходил эти края, и подчиненные знали, что президент не любит говорить о Москве. Иногда до него доходили отрывочные сведения о сгинувших экспедициях, о насекомых, выползающих из чащи посреди зимы, о горячих ветрах, растапливающих снег. Он только отмахивался. За годы ни разу не залетел сюда на драконе. Хранители обещали, что рано или поздно всё уляжется. И наступит благодать. Теперь он видел эту пугающую благодать своими глазами. Климат резко менялся. После указателя «Кубинка» наст стал слежавшимся, лошадки потянули резвее, и караван плавно перешел на рысь. Под ноздреватым снегом проглядывала пожухлая трава, воздух над потемневшими ложбинами дрожал и слабо переливался. Десятка два мужиков ломами разбивали дом у дороги и укладывали кирпичи на подводы. Они работали в одних рубахах, от разгоряченных тел валил пар. — А ну, стой! — Артур подозвал Митю. — Узнай у них, почему ломают? Здесь что, больше никто не живет? Вместе с чингисом к саням подбежал деревенский Старшина, косоглазый мужик в лисьем треухе и безрукавке. Узнав президента по картине, висящей в сельском клубе, он молодцевато вытянулся. — Так ить эта, господин… Все, почитай, съехали… Одинцово сперва, потом голицынские, апрелевские… Зеленая?то давит, не поймешь, когда сеять, когда жать… Вот бумага есть, от гарнизонного коменданта, что, мол, дозволяется, для личных нужд… Потому как, всё едино пропадет, рассыплется. Коваль взглянул на карту. — Так в Голицыно уже лес? — Бурелом, господин… Еще в тот год сеяли, а таперича — шабаш… Пожрала Зеленая поля. Вот с краев?то оно послабже, ну, не укоренилось, как есть. Так мужички рубят, с Божьей помощью в Смоленск продают… Нешто не дозволено, господин? Тока прикажите, мигом возвертаем, да по ушам надаем… — А жечь не пробовали? — Ась? — глуповато прищурился косой. — Тебя спрашивают, дубина, — тряхнул Старшину Карапуз. — Не пытались поджечь лес? Ведь посевы, дома, пшеница! Неужто не жалко? — Оно, как есть, жалко! — неизвестно чему обрадовался Старшина. — Тока жги не жги, всё едино, прет Зеленая… — Так в Кубинке никто уже не живет? Артур поднес к глазам бинокль. Казалось, что город вымер, хотя здания сохранились великолепно. В окнах многоэтажек поблескивали стекла, за жилыми кварталами поднимались кирпичные трубы и нетронутые пожарами фабричные корпуса. Президент подкрутил настройку и разглядел еще две команды «ликвидаторов». Обвязавшись веревками, мужички растаскивали железо с крыш и укладывали в сани поваленные бетонные столбы. — Почему никто? — удивился Старшина. — Семей тридцать будет. Годика три ишо перезимуют, а там — как Богу угодно. — Годика три? — Рубенс присвистнул, измеряя расстояние по карте. — Это что же, зелень жрет по десять километров в год? Ты не врешь, дружище? — Какой десять? — замахал руками косоглазый. — Километра на три приступит, как есть, не больше. А глядишь, вовсе застрянет. |
