— К скале, — торопливо ответил Миша Аристов.

— Правильно, но почему ты так решил?

— Не мог же он удариться о скалу кормой.

Кратов засмеялся.

— Довод действительно весьма резонный. Конечно, корабль плыл не кормой вперед, а носом. Но я пришел к тому же выводу несколько иным путем. Вспомните, где Светлана нашла статуэтку?

— Почти у самого подножия скалы, — сказала Светлана.

— А что это означает? Статуэтку, конечно, везли не в трюме. Она украшала каюту кого-то из моряков, вероятно, самого капитана. А в те времена, как и поныне, для жилых помещений отводилось самое неудобное место — на баке, где больше всего качает. Кормовую же часть занимали трюмы для грузов. Мы действительно находим амфоры не там, где обнаружена статуэтка, не у самой скалы, а в некотором отдалении от нее. Так?

— Так! — хором ответили мы.

— Теперь разберем второй вопрос. Откуда мне известно, что судно ударилось о скалу именно правым бортом и получило большую пробоину? Ну, кто скажет?

Мы все переглядывались, словно ожидая друг от друга подсказки, и молчали. В самом деле: как это узнаешь? Ведь бортов не сохранилось, попробуй теперь переделить, в каком из них зияла пробоина?

— Задумались, шерлоки холмсы? — насмешливо сказал Кратов. — А все потому, что больше работаете руками, чем головой. Для археолога же и то и другое одинаково важно. Вы обратили внимание, как расположены амфоры на дне? Здесь они почему-то лежат в полном беспорядке. А вот в этом месте вы их находили целыми гнездами, словно аккуратненько уложенными в штабели. Почему так? Рядами амфоры были уложены в трюме корабля, и часть их так и осталась там лежать после крушения. А другая часть груза вывалилась через разбитый борт и рассыпалась по дну в беспорядке. И именно справа от судна, раз оно лежит носом к скале. Значит, поврежден правый борт.

Нам все стало ясно, и доводы Василия Павловича казались совершенно неопровержимыми. Как только мы сами не додумались до этого?

— Теперь нам предстоит продвинуть раскопки вот сюда, чтобы уточнить контуры судна, — продолжал Кратов, показывая на те места схемы, где пунктир обрывался и начинались «белые пятна». — Но в этом году мы, вероятно, не успеем все закончить. Только после полного завершения раскопок, уважаемый Трофим Данилович, мы, может быть, сумеем, наконец, ответить на вопрос, интересующий нас всех, — как же были устроены суда у древних греков?

— Как, Василий Павлович, неужели мы не закончим работу в этом году? — огорчилась Светлана. — Мы вам будем доставать по сто амфор в день!

— Вот этого-то я как раз и боюсь, — покачал головой профессор. — Опасаюсь вашей прыти. Она ни к чему хорошему при раскопках не приводит. Поймите же, что не амфоры нужны. Их много в музеях, а вот судна ни одного. Когда мы выберем все амфоры, тогда только и начнется, в сущности, настоящая работа. Придется применять какие-нибудь машины, что ли, и просеять весь песок на месте крушения. Только так, по крупицам, и добывается в археологии истина. И конечно, в этом году мы все проделать не успеем. Уже сентябрь, скоро вода станет холодной…

— По последнему прогнозу, — вмешался капитан, — в ближайшие дни следует ожидать хорошего шторма.