– А вот на это не рассчитывай. В каждом мире есть фундаментальные правила, даже в этом. И когда‑нибудь, когда я изучу их достаточно хорошо, я могу прийти за тобой.

– Ты мне угрожаешь?! – взревел Гранди.

– Я бы ни за что не осмелился угрожать самому могущественному демону в округе. Скажем, я воспользовался хрустальным шаром, чтобы предсказать будущее.

– Тогда загляни в его глубины и скажи, что видишь! Внезапно Мэллори увидел в шаре собственный образ, но кожу его покрывали струпья и язвы какой‑то ужасающей болезни, тело было изломано и изувечено, в глазах застыла боль и признание поражения.

– Вот что сулит тебе будущее, и ничего более! – пообещал демон.

Оторвав взгляд от хрустального шара, Мэллори вынудил себя беззаботно улыбнуться.

– Это впечатляет даже более, чем карточные фокусы Мефисто.

Вдруг Гранди осклабился, одобрительно промолвив:

– Противник выбрал превосходный снаряд! Я понял это в первый же миг, когда узрел тебя!

– Значит, я выдержал экзамен?

– Только первый, – подтвердил Гранди. – Каждый последующий будет труднее предыдущего.

– Скажи‑ка мне вот что, – попросил Мэллори. – Ты и в самом деле убил тех людей и устроил в здании пожар?

– Определенно, – кивнул Гранди. – Я черпаю пропитание из боли и страданий.

– Мне придется стараться изо всех сил, чтобы остановить тебя.

– Меньшего я от тебя и не ждал, Мэллори, но в конце концов ты проиграешь, как в конце концов все проигрывают битву со Смертью.

– Тогда я буду стараться выигрывать сражения, предоставив войне идти самой по себе, – ответил Мэллори.

– А я не буду спускать с тебя глаз ни днем ни ночью, – пообещал Гранди, – и когда ты наконец попытаешься завладеть рубином, а рано или поздно ты не сможешь удержаться, тогда‑то я и нанесу удар.

– Я же тебе сказал, камня больше нет.

– А я сказал тебе, что никто и никогда добровольно не откажется от обладания им, особенно человек, подобный тебе.

– Твоя природа наделила тебя узостью восприятия, Гранди. Ты не можешь представить, что отказываешься от камня, так что тебе не дано постичь, чтобы на такое дерзнул кто‑то другой, пусть даже ради спасения целого мира.

– И никто не дерзнет.

– Как скажешь, – развел руками детектив.

– Позволь мне подкинуть тебе напоследок такую мысль, Мэллори, – произнес Гранди. – Лютик жил менее семи десятилетий.

– И что же?

– Так что войны и рабство, репрессии и пытки, фанатизм и ненависть, крестовые походы, инквизиция, тюрьма в Андерсонвилле и Калькуттская Черная Дыра «Андерсонвилль – деревня на юго‑западе Джорджии, где находилась печально известная тюрьма южан – ныне национальный исторический памятник, – где из‑за ужасных условий содержания скончалось около 13 тысяч солдат‑северян. Калькуттская Черная Дыра – место, где в 1756 году более 120 британских солдат скончались от удушья, проведя целую ночь в заточении в тесной темнице.] – все изобретено вашим племенем, а не мной. – Он выдержал паузу. – Ты и в самом деле считаешь, что, отказав мне в рубине, обратишь свой мир в Нирвану?

– Может, ты и прав, – промолвил Мэллори. – Может, и нет никаких нирван. Но я думаю, человечество заслужило право потерпеть неудачу без твоей помощи.

– Радуйся, что я знаю, что ты лжешь, Мэллори. Если ты когда‑нибудь сумеешь убедить меня, что говоришь правду, у меня более не будет резона позволять тебе жить. – Он помедлил.