— Только путем снятия слоя живописи, — ответил Барминцев.

— Сколько нужно времени опытному художнику, чтобы скопировать этот пейзаж? — спросил Никитин.

— Шесть-восемь часов.

— Как скоро может высохнуть масляная краска?

— Если пользоваться ускорителями типа кобальтового сикатива и применить при сушке инфракрасные лучи, то за сутки можно надежно высушить верхний слой краски.

— Тогда я прошу вас, Георгий Алексеевич, возможно скорее сделайте цветную фотографию пейзажа, затем снимите верхний слой краски и пригласите художника, который мог бы выполнить этот пейзаж по фотографии в самый минимальный срок.

— Копию, если вы не возражаете, я буду делать сам.

— Очень хорошо. Когда я могу заехать за картиной, очищенной от верхнего слоя живописи?

— Краска свежая. Я думаю, что особых затруднений не встретится. Приезжайте через шесть — восемь часов.

— Не прощаюсь! — бросил уже на ходу Никитин и выбежал на улицу.

В комиссионном магазине на Арбате товаровед быстро дал требуемую справку:

«Пейзаж, писанный масляной краской, художника И. Фотiева, без рамы, размером 30X40 см, оценен в триста рублей, продан. Картину поставил на комиссию Столяров Семен Иванович, паспорт IV-СУ № 501477, адрес: Борисоглебский пер., дом 5, квартира 3. Деньги гражданином Столяровым не получены».

Через несколько минут машина остановилась у двухэтажного деревянного дома с облупившейся штукатуркой. Домоуправление помещалось во дворе в кирпичном флигеле.

Просмотрев домовую книгу, Никитин выписал для себя анкетные данные Столярова.

«Семен Иванович Столяров, рождения 1916 года, был в армии, воевал, вернулся после демобилизации в 1945 году и прописан по месту постоянного жительства. Работает на заводе «Заря» в должности техника-технолога».

Никитин поинтересовался внешностью Столярова и получил исчерпывающую характеристику.

— Высокий. Он о себе говорит «правофланговый». Сам черный, вроде кавказец, голосом басовитый.

Уже садясь в машину, Никитин в недоумении крякнул и даже произнес вслух:

— «Голосом басовитый»…

Доронин удивился и переспросил:

— Не пойму, Федор Степанович, чего вы сказали?

— Я сам не понимаю… Ну что ж, поехали в управление, — сказал Никитин.

«Конечно, рассчитывать на то, что Столяров окажется владельцем пейзажа, было, по меньшей мере, наивно, — думал он, — но пренебрегать нельзя ничем, придется повидаться и со Столяровым».

Поздно вечером Никитин застал Барминцева в мастерских. Цветные снимки пейзажа были сделаны в натуральную величину, а верхний слой живописи снят. Никитин увидел холст, казалось разграфленный на мелкие клеточки — двадцать по вертикали и тридцать две по горизонтали. Внутри каждой клеточки были иероглифы размером шесть на восемь миллиметров каждый. Никитин пытался через лупу рассмотреть содержимое клеточек, но четырехкратное увеличение оказалось недостаточным.

Наблюдая за майором, Барминцев улыбнулся.

— Вот так же и я, Федор Степанович, ломал голову над тем, что это такое, пока не догадался воспользоваться бинокулярным микроскопом. — Он поместил «картину» в зажим прибора, включил свет и, проверив резкость изображения, подвинулся, уступив место подле окуляров майору.

Передвигая клеточки под микроскопом, Никитин увидел изображение каких-то мелких технических деталей, предназначение которых ему было совершенно непонятно.

— Вот почему рентгеновские лучи поглощались этой картиной, — пояснил Барминцев. — Холст покрыт барием на желатиновой основе, затем светочувствительной эмульсией, в состав которой входит бромистое серебро.