Изменить размер шрифта - +
Когда он уезжал в мае - а сейчас начало августа - это были только слабые слухи в самых низших кругах министерства. Он готов был бы поспорить, что король ни о чем не знал и продолжал с благожелательностью смотреть на Фронтенака, которому он был обязан примирением с господином и госпожой де Пейрак, что наполняло его душу надеждой.
     Но надо сказать, что эти слабые отголоски распространились быстрее, чем он, Виль д'Аврэ вернулся из Академии с мельницы Красавицы-Марселины. И если, вернувшись на побережье, он и беспокоился за Фронтенака, то в первую очередь по причине того, что ему были известны намерения господина де Ля Вандри; и во-вторых у него был тонкий нюх, который его никогда не обманывал, и этот нюх говорил ему, что дела одного из его друзей идут плохо.
     Фронтенак повернулся к Жоффрею де Пейраку, словно хотел услышать его мнение. Граф посоветовал ему сохранять позицию губернатора, когда он будет обсуждать с королем состояние дел в колонии.
     - Король всегда отдает должное людям, которые добросовестно выполняют свою работу, а вы - как раз такой человек. Король Франции никогда не даст в обиду преданного и честного поданного, тем более в угоду интриганам.
     - Это правда, - признал Фронтенак. - Но ведь еще этот стишок, - сказал он жалобно, - и этого он мне никогда не простит.
     Затем его охватил гнев при мысли обо всех ложных обвинениях и глупостях, которые его враги обрушили на него, и как бы абсурдны они ни были, они могли пошатнуть его авторитет в глазах монарха, и так не очень расположенного к нему.
     - Вы знаете, чтобы спровоцировать меня, они обвинили меня в том, что я избрал для национальной и королевской эмблемы Новой Франции бело-голубое знамя с золотыми лилиями Бурбонов! Мне прекрасно известно, что он - потомок Генриха Четвертого, и что французы его восприняли с трудом, потому что белое знамя - это знамя гугенотов и напоминает белый плюмаж протестанта Генриха Наваррского, который сражался с католиками и заморил голодом Париж, прежде чем стал Генрихом Четвертым, первым из Бурбонов. Мне известно кроме того, что французы любят Орифламму или красное знамя Сен-Дени, и даже еще более старинное, голубое, часовни Сен-Мартен. Со своей стороны, должен сказать, что предпочитаю небесно-голубое знамя кавалерии, к которому наш суверен Людовик Четырнадцатый присоединил золотое солнце.
     Но прибыв в Канаду, я должен был подчиниться и другим мнениям, ибо передо мной стояла дилемма. Для ирокезов красный цвет означает войну, в смысле смерть. Тогда как белое - это МИР, а золотое - богатство.
     И вот осталось белое знамя с золотыми лилиями, редко встречающиеся во Франции, которое символизировало здесь очень многое. Вот почему я его выбрал.
     - Ну вот видите! Король не может на вас сердиться за то, что вы отдали ему дань уважения, также как и Франция, колыбель его предков, Бурбонов!..
     - Как знать? - пробормотал Фронтенак с неопределенным видом. - Мои действия могли быть истолкованы перед ним по-другому... Люди так злы... и так глупы.
     Все подстроено наилучшим образом для моего поражения. Они додумались до того, что я подстрекал ирокезов воевать с нами, потому что сам отправил к ним оружейника для починки их оружия.
     Однако у меня есть, - продолжал он с нежностью, - несколько колье-вампумов неоценимого значения, которые я получил от вождей Пяти Наций. Я могу показать их королю.
     Присутствующие обменялись взглядами сострадания, а Виль д'Аврэ скорчил гримасу.
     - Я сильно сомневаюсь, что король и господин Кольбер поймут важность этих непонятных трофеев. - Однако, они олицетворяют мир в Северной Америке.
Быстрый переход