- Ну, наконец-то, месье, вы у друзей! - жизнерадостно воскликнул человечек. - И теперь вы можете передать нам письмо монсеньора. Наш курьер доставит его в Париж, а вы можете спокойно отдыхать и набираться сил.

Ерофей в первый момент обрадовался, что его злоключения завершились и не надо больше скрываться, куда-то мчаться. Однако что-то не нравилось ему в маленьком человечке, и вскоре понял, что: человечек отводил постоянно в сторону взгляд, словно боялся, что Ерофей в нём прочтёт нечто лишнее. «Нет, здесь что-то не так, - решил Ерофей. - Остаюсь и дальше глухонемым», - и начал махать руками, показывая на язык и уши, дескать, ни понять, ни услышать, тем более сказать ничего не может.

- Ах, ты так? - вскипел человечек. Его участливость исчезла. - Ну ничего, ты у меня скоро заговоришь, у моего Жака и глухонемые говорят. Жак! - закричал он пронзительно, и Ерофей порадовался молча, что перстень Генриха вернул Гермесу, а его письмо у Ерофея отобрали ещё в Капденаке, и, значит, эти люди никак не смогут доказать, что Ерофей - шпион. Однако, увидев Жака - громилу головы на две выше себя - приуныл.

Жак молча вскинул Ерофея на плечо и поволок в подвал, где находились орудия пыток самого устрашающего вида: дыба, испанские сапоги, клещи, жаровня с пылающими углями.

В голове у Ерофея замелькали, как в калейдоскопе, лишь два слова - «за» и «против». Сказать всё своим мучителям и тем предать друзей, но сохранить себе жизнь? Но кому нужны лишние свидетели, так что неизвестно, будет ли ему сохранена жизнь? Но предателем он будет. Выходит: надо молчать. Ерофей глубоко вздохнул - уж никак не в подвалах инквизиции он собирался завершить свой жизненный путь, но уж если так случилось…

Жак, даже не сняв с Ерофея ночную рубаху, бросил его на приспособление, похожее на кровать, и привязал его руки-ноги ремнями к спинкам. Позвать на помощь Гермеса Ерофей не решился - наверняка в этом логове десятки вооружённых людей. Гермес же, оказавшись в этом временном пласте, потерял часть своих способностей, его умение становиться невидимым и передвигаться беспрепятственно во времени и пространстве вышло из-под контроля. И если Ерофея могут убить как шпиона, то Гермес может принять смерть во сто крат мучительнее, как колдун. Нет, этого Ерофей допустить не мог. И он, мысленно попрощавшись с матерью и сестрой, Пьером и Гермесом, пожелав им всем счастья и удачи, приготовился к смерти. В его мозгу стало пустынно, и вдруг прорезалось сквозь страх и отчаяние: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя…- дальше слов молитвы, которой пыталась научить его бабушка, Ерофей не знал и подумал: - Ну, всё, кранты мне полные, мамочка моя, спаси и помоги!»

В детстве Ерофей задумывался над тем, как люди могли выдержать пытки в фашистских застенках, откуда черпали силы. Иногда он ставил себя на их место, решая, а смог бы он сам выдержать те пытки, и не всегда отвечал положительно даже самому себе. «Ну, вот и представился случай проверить себя на прочность», - подумал Ерофей. А палач Жак между тем вытащил из жаровни раскаленный клинок и приложил его к голой пятке пленного. Ерофей застонал от боли, пытаясь отдернуть ногу, но, конечно, не смог из-за привязи. В глазах у него потемнело, и Ерофей решил, что душа его сейчас стремглав устремится в мир мёртвых, и хорошо, что там он уже бывал, и там есть у него знакомые - Тантал, может быть, возьмёт к себе в ресторан администратором или начальником снабжения. Гермес там тоже бывает, вот и свидятся. А может, он удостоится особой чести, и Зевс примет его на Олимп, тогда вообще будет… Ерофей не успел додумать, что будет тогда - отключился.

В себя Ерофей пришёл в какой-то придорожной канаве на пустынной улочке, на которую тихо опускался вечер. Солнце в окнах иных домов еще светило, в иных - маленьких и приземистых - уже загасло.