На стенах — сотни наивных рисунков, присланных в знак благодарности от получивших исцеление паломников. На картинках были изображены различные несчастные случаи и болезни, от которых Богородица милостиво спасла их, — кровавые автомобильные катастрофы, больные, с позеленевшими лицами беби в колыбелях, изможденные калеки на костылях.

— Я пойду попросить за моего старичка, — прошептала мне Вера. Она улыбнулась ослепительной, чисто мирской улыбкой и поспешила занять место в очереди жаждущих милостей Богородицы паломников.

Сзади меня была открытая дверь на железный балкон, выходящий на залитое солнцем патио. Я знал, что там находится заброшенный францисканский монастырь, соединенный с собором узкой галереей. Предоставив Веру ее заботам о покойном старичке, я вышел на балкон. Он вел в монастырь. На балконе никого не было. Приятно было очутиться в таком величественном уединенном месте. Я медленно шел по узкой галерее, делавшей два поворота. С обеих сторон галереи расположены узкие кельеобразные комнаты. Я подошел к двери, украшенной в мавританском стиле гвоздями с крупными шляпками. Она была полуоткрыта. Я вошел туда и очутился в огромной кладовой, набитой различной церковной утварью, которая или просто была выброшена, или лежала в ожидании ремонта: старые исповедальни, скамьи, потемневшие мрачные полотна и разбитые гипсовые статуи святых — все было свалено в кучу и покрылось толстым слоем пыли. Сквозь забранное решеткой окно, находящееся у самого потолка, вливался солнечный свет. Лениво жужжала одинокая муха.

Я остановился, чтобы получше рассмотреть трехфутовую гипсовую фигурку монаха. Она стояла на старом трапезном столе около самой двери. Я не знал, кого должна была изображать эта статуя. Но у нее были настоящие волосы и настоящая сутана из грубой коричневой материи. Одна рука была отломана — может быть, революционными солдатами, а может быть, из-за неосторожности служительницы, стиравшей с нее пыль. Другая рука была вытянута ко мне, как бы для благословления.

Я нагнулся, чтобы получше рассмотреть эту руку. И вдруг почувствовал легкий шорох сзади меня. Я повернулся. В этот момент в ярком солнечном свете блеснул металл. И прежде чем я успел выпрямиться, почувствовал мощный удар в висок. Я пошатнулся, но пока еще не потерял способность видеть. На какую-то долю секунды с необычайной отчетливостью увидел фигурку мальчика в хлопчатобумажном комбинезоне, юного, очаровательного, как цветок. Его глаза, наблюдавшие за мной, по-прежнему не выражали никаких эмоций, как глаза гипсовой статуи.

Он держал револьвер за дуло. Под мышкой был какой-то предмет. Что это?

Мешок? Холщовый мешок?

Я хотел подойти к нему, но вдруг в глазах у меня потемнело, все закружилось. Я попятился назад, стараясь схватиться за трапезный стол. Но не дотянулся. В моем помутившемся сознании четко зафиксировалась протянутая ко мне рука монаха с мертвыми гипсовыми пальцами. Я понял, что падаю.

И потом наступила темнота.

Глава 9

Я почувствовал тепло солнечных лучей на закрытых глазах, боль в голове и озноб. Я открыл глаза. Надо мной стояла гипсовая фигура монаха, довольно эксцентричная, если смотреть под тем углом, под которым я сейчас смотрел на нее, одетая в кукольное платье и с оторвавшейся рукой. Это помогло мне вспомнить все. Я вспомнил пустой безразличный взгляд парнишки, сверкающий револьвер и удар. Я потрогал рукой висок. Пальцы нащупали опухоль, вероятно, просто обыкновенная шишка. Но когда я увидел свою руку, я застыл от недоумения. Она была голая. Я слегка приподнял голову и взглянул на свое тело. Я понял причину озноба.

За исключением трусов я был совершенно голый.

Я с трудом поднялся с влажного каменного пола и потряс головой, чтобы она хоть немного прояснилась.