Она подошла и взяла меня за руку, не без удовольствия оглядела мою фигуру, и на губах у нее появилась откровенная женская улыбка.

— У вас красивое тело. Мужское тело. Сильный.

Она увидала шишку над ухом, и улыбка уступила место славянскому негодованию:

— Бедняжка. Он избил вас?

— А что, вы думаете, он со мной делал? Попросил позировать для фото?

— Вор! — крикнула она. — Убийца! Мы его поймаем.

— В данный момент будет лучше всего, если вы принесете мне что-нибудь надеть. Мне надоело быть рекламой для журнала «Сила и здоровье».

— Да, да. — Она сорвала с плеч лисью накидку и накинула ее на меня. — Возьмите моего зверя.

Я посмотрел на себя. Это выглядело не очень-то мило.

— Накидка из серебристой лисы и трусы, — сказал я. — Какой это туалет? Вечерний? Утренний?

В знак согласия со мной она покачала головой.

— Нет. Это нехорошо для мужчины. Подождите. Я найду что-нибудь.

Она убежала. Через несколько минут за дверью послышался шум торопливых шагов и возбужденные голоса. Голос Веры звучал громче всех. Говорили по-испански. Дверь открылась, и священник в белой сутане, четыре черноглазых маленьких прислужника, трое рабочих в хлопчатобумажных комбинезонах и старая-старая женщина с голубой косынкой на голове вошли в комнату.

Со сверкающими глазами Вера указала на меня, как будто я был экспонатом выставки, и что-то тараторила, размахивая руками. Ее русская душа не признавала скромности. Я уверен, ей и в голову не приходило, что перед такой аудиторией я мог чувствовать себя неловко. Прислужники захихикали, старая женщина осенила себя крестным знамением. Священник подошел ко мне, торжественно осмотрел мою голову и вернулся к Вере. Все кричали и жестикулировали.

Я не мог следить за ходом их беседы, но заметил, что из-под комбинезона одного из рабочих выглядывали кальсоны. Я достал ассигнацию в двадцать песо и подал ее Вере.

— На нем кальсоны, — сказал я. — Купите у него комбинезон.

Вера взяла деньги и, подойдя к одному из рабочих, начала размахивать ассигнацией перед его носом. Низко опустив голову, он глупо улыбался.

Через плечо она крикнула мне:

— Я говорю ему, сними штаны. Он говорит, что стесняется.

Священник, не принимавший участия в споре, с неодобрением наблюдал за этой сценой сквозь очки в стальной оправе. Один из прислужников дернул священника за сутану. Тот дал ему подзатыльник. Старуха села на пол и, помаргивая, смотрела на меня из-под своей косынки.

Вера решила переменить тактику: от уговоров она перешла к активным действиям. Она налетела на застенчивого индейца и расстегнула на плечах пуговицы комбинезона. Комбинезон упал на пол, и, оставшись в одних кальсонах, застенчивый индеец с глупым видом переступил через него. Вера всунула ему в руки деньги и торжественно подала мне комбинезон. Она не переставала смеяться своим колокольчикообразным смехом.

— Молодец, — сказал я.

— Я говорила вам, что, когда я рассержусь, все меня боятся.

Я надел брюки и с трудом застегнул на плечах пуговицы. Брюки были мне до смешного малы. Они туго обтягивали мои бедра, а сами брючины кончались где-то между коленкой и ступней.

Вера с одобрением посмотрела на меня. Я был бос.

— О, очень мило, как Нижинский.

— Большое спасибо.

Священник воспользовался случаем и улизнул от беспокойных эксцентричных иностранцев. Прислужники ушли с ним. Раздетый индеец вдруг решил, что все это очень смешно. Вероятно, до его сознания наконец-то дошло, что на двадцать песо он может купить себе на рынке по крайней мере три или четыре новых комбинезона.