Я встал и потихоньку осмотрел комнату, пока не услышал, что он выходит из кухни. Когда он показался в дверях, неся с преувеличенной осторожностью два бокала кубинского рома, я уже спокойно сидел на своем стуле.

— Ром, старина, — пропел он, — ио-хо-хо и бутылка рома.

Он подал мне бокал, пошатываясь, прошел мимо столика с розовыми гвоздиками и бухнулся на кушетку. Широко взмахнув рукой с наполненным до краев бокалом, он сказал:

— Ваше здоровье.

Я поднял свой бокал.

— Спасибо, — сказал я и решил сразу же приступить к делу. — А также спасибо за то, что вы только что спасли меня.

— Не стоит благодарностей. Всегда рад спасти парня. И всегда был таким. Да, таков я, Билл Холлидей. — Потом слегка скосил глаза и внимательно посмотрел на меня, чуть склонив голову набок. — Спасибо за то, что я спас вас? От чего?

— От такси. Вы ведь знали, что это не такси? Знали? Вы знали, что водитель нацелил на меня револьвер?

— Нацелил на вас?… Вы что, шутите?

— Я не шучу.

Прищурив глаза, он наклонился ко мне.

— Нацелил на вас револьвер? Почему?

— Все по той же причине, по которой он шпионил за мной все утро и, наконец, добрался до меня и избил около чудотворной гробницы в Лос Ремедиос. Все по той же причине, по какой кто-то произвел обыск в моей квартире.

Казалось, он проявляет величайшие усилия, чтобы понять мои слова. Он отказался от этой затеи, уставившись на меня тупым взглядом.

— Обыскали, избили, — бормотал он. — Ничего не понимаю. О чем вы говорите?

— Я думал, что, может, вы мне кое-что разъясните.

— Я? — Голос прозвучал воинственно. — Почему я? Слушайте, о чем тут речь? Чью квартиру обыскали? Мою никто не обыскивал?

Я сказал:

— Вы знаете мальчишку, хорошенького мексиканского мальчишку? Лет девятнадцати?

— Как его имя? — спросил Холлидей.

— Вы сами должны знать, если это вы выдаете ему зарплату.

Он, видимо, старался понять, о чем я говорю.

— Зарплату? — тупо повторил он.

Я решил испробовать другой путь.

— Помните, в аэропорту вы взяли мой саквояж вместо своего? Помните?

Это он помнил.

— Конечно, конечно. Ваш саквояж. Оба габардиновые. Габардиновые, габардиновые, — запел он. — Оба одинаковые. Ошибся носильщик. Глупый носильщик.

— И вы спрашивали обо мне у портье отеля «Юкатан», хотя еще не были со мной знакомы.

— Я спрашивал?

Он казался озадаченным, потом по лицу расплылась широкая улыбка.

— Эй, Питер, старина. Вы меня разыгрываете.

Я решил перейти к лобовой атаке.

— И вы гнались за Деборой Бранд до самого Чичен-Ица.

Улыбка исчезла.

— За кем гнался?

— За Деборой Бранд.

— Кто гнался за Деборой Бранд?

— Вы.

— Да вы с ума сошли.

Он говорил, старательно подчеркивая каждое слово. Потом добавил:

— Дебора Бранд умерла. Я не мог гнаться за мертвой девушкой. Зачем мне гоняться за покойницей?

— Вы гнались за ней, чтобы забрать у нее кое-что, — сказал я. — И убить ее.

— Убить ее?

Впервые за время нашего разговора у него появились признаки отрезвления.