– Тебе очень повезло с ним, Малу, – сказала Эмма. – Моя наставница даже рядом с ним не стоит. Она не интересуется мной. Для нее я просто работа.

– Может быть, в ходе мятежа нам удастся упомянуть о смене твоего наставника. Если это будет в моих силах, я позабочусь об этом, – сказала я немного преувеличенно покровительственным и низким голосом. – А теперь давайте посмотрим описание.

Это были всего лишь несколько слов, но нам хватило их, чтобы опознать персонажей. Наши наблюдения и впечатления совпадали с указанными в книги.

– Это они, – сказала я и завела прядь волос за ухо. Жертвы третьего и четвертого убийства.

– Итак, были убиты не только люди, но и персонажи, которые впоследствии исчезли. – Лэнсбери потер лицо. – Как хорошо, что это не усложняет дело. – Он криво улыбнулся, а в его глазах мелькнула грустная искра. – Но если один из них действительно работал в управлении, завтра мы должны расспросить эту миссис Пэттон. Может быть, ей известно что-то, что поможет нам продвинуться дальше.

– Определенно, – пробормотала я.

– У меня есть еще одна просьба, – внезапно сказала Эмма. Она вырвала из блокнота две чистые страницы и протянула одну Тии, а другую Лэнсбери. Затем дала каждому по ручке. Она откашлялась. – Вы можете написать, какие у вас есть желания, мечты и идеи? Те, которые вы не хотите ни в коем случае забыть и о которых в любом случае должны помнить… Ну, вы поняли. Я в туалет.

Быстрее, чем я могла разглядеть, Эмма исчезла, оставив меня одну с ребятами, воздух в комнате был настолько густым, хоть ножом режь. Или я это только воображала?

Мои щеки горели, а в животе появилась неприятная дрожь. Взглянув на Тию, мне стало ясно, что она тоже поняла намек. Прагматичная во всем Эмма Холмс поделилась таким образом своими переживаниями. Щеки Тии покраснели, но она улыбалась, когда трясущимися пальцами начала писать список.

Я не могла осмелиться посмотреть в глаза Лэнсбери. Ведь намек относился к нам обоим, и мне не хотелось видеть, что он об этом думал. Хотя мне и было безумно любопытно, я не решалась. Если бы я подняла взгляд, мои гормоны вынудили бы меня сказать что-нибудь дурацкое, такое, от чего он бы никогда больше не захотел иметь со мной дело. В этом я была абсолютно уверена. Краем глаза видела, как он писал что-то на бумаге. Должно быть, там был только один пункт, потому что он очень быстро закончил, в то время как Тия продолжала записывать. Я не смогла обуздать свое любопытство и все-таки посмотрела в лицо Лэнсбери, который, к моему удивлению, не ответил взаимностью и пялился на листок. Что это значило? Эта неизвестность была ужасной.

Чтобы отвлечься, я взяла блокнот Эммы. Стала крутить его в руках и проводить пальцами по страницам. Я еще раз боковым зрением посмотрела на Лэнсбери и… Ай! Порезалась листком бумаги. Я спешно отдернула руку и сунула пораненный палец в рот. Но не чувствовала вкуса крови. Я только вообразила порез? Стала рассматривать палец, но не нашла на нем повреждений. Странно. Обычно из такой ранки кровь хлещет фонтаном.

Эмма вернулась, когда Тия закончила список. Эмма попросила ее и Лэнсбери аккуратно сложить листочки пополам и передать ей, что оба и сделали. Эмма сложила записки в блокнот и захлопнула его.

– Замечательно. Теперь все решилось, – сказала она.

Решилось? Ничего не решилось. Ни ситуация с музами, ни большое количество невысказанных чувств, которые явно витали в комнате. Так никто не сможет спокойно уснуть.

Но я ошибалась. Не прошло и десяти минут, как я от изнеможения уснула. Очнулась, когда Лэнсбери взял меня под одеялом за руку и скрестил наши пальцы, но тут же сразу уснула, даже не успев поразмышлять об этом. Настала ночь перед мятежом.