Аббат резко дернул рукой, освобождаясь от цепких пальцев монаха.

— Дай мне чашу, — сказал он, обращаясь к Николасу. Они смотрели друг на друга, разделенные камнем, на котором стояла священная реликвия. Рука аббата не дрожала, когда он протянул ее за кубком. Он схватил его обеими руками и издал какой-то хриплый стон.

В первое мгновение Николас почти ожидал увидеть, как священника охватывают языки пламени святого проклятия, однако ничего не произошло. Аббат заглянул в кубок и расхохотался.

— Он будет моим! — прошептал он. — Его власть и слава будут моими!

И он залпом выпил вино, которое налил туда Николас. А затем откинул голову и вновь расхохотался как безумный, глядя в ночное небо.

— Мое! — закричал он. — Все мое…

Брат Бэрт бросился вперед и успел подхватить кубок, выпавший из разжавшихся пальцев аббата. Отец Паулус свалился на землю и застыл, недвижный, уставившись широко раскрытыми безжизненными глазами в небо.

— Хвала святой Евгелине, — прошептал монах. — Бог вынес свое решение.

Николас обогнул камень и, подойдя к аббату, склонился над ним. Он на мгновение поверил, что злобный старик зарычит и схватит его за горло, но тот был и вправду мертв. Николас видел слишком много мертвецов в своей жизни, чтобы не узнать смерть сразу, но он никогда еще не видел, чтобы она настигала людей так быстро или так справедливо.

Он выпрямился.

— Он мертв, — пробормотал он, в замешательстве глядя на кубок.

«Ведь я сам так ни разу и не прикоснулся к кубку, — думал Николас с облегчением. — Если уж аббат был грешником, то только Бог знает, что случилось бы со мной».

Он пока не готов умереть, не здесь и не сейчас.

Джулиана поднялась на дрожащие от усталости и волнения ноги и в первый раз прямо посмотрела на него. Он быстро пересек пространство, разделяющее их, боясь прикоснуться к ней, боясь увидеть ненависть в ее глазах.

Джулиана подняла на него взгляд.

— Я говорила, что, если ты бросишь меня, я тебя убью, — произнесла она охрипшим голосом. — Где нож?

У него был кинжал. Он рассчитывал воспользоваться им против аббата, но святая избавила его от этого греха. Он вытащил кинжал из сапога и протянул ей.

— Убивай, — сказал он и распахнул на груди рубаху. Кусочек ткани упал на землю к ее ногам. Вышитые на нем розы и капли крови безошибочно указывали на его происхождение. Джулиана взяла кинжал в руку, продолжая глядеть на лоскут, который он носил возле своего сердца.

— Ты любишь меня, шут? — спросила она тихо.

— Я был бы безумцем, если бы не любил.

Ее улыбка была чуть дрожащей, неуверенной.

— Но ведь про тебя и говорят, что ты безумен.

— Но ведь ты знаешь, что это не так. Ты выглядишь как стриженая овечка.

— Гилберт постарался.

— Я перережу ему глотку, когда увижу его в следующий раз. Тебе стоит только слово сказать.

Ему так хотелось коснуться ее, что даже руки его задрожали.

Она медленно покачала головой.

— Милорд… — позвал Бого.

Джулиана резко вскинула голову и обернулась. Николас ни минуты не сомневался, что Бого назвал его так специально, и мысленно пообещал выбить ему зубы.

Он хотел сделать вид, что это относится не к нему, но, подумав, решил, что так будет только хуже.

— Да, Бого?

— Брат Бэрт и я собираемся отвезти тело аббата в монастырь для погребения, — сказал он.

Николас, не оглядываясь, продолжал смотреть на Джулиану.

— Хорошо.

— И мы возьмем с собой кубок.