|
- Лайтнинг, - сказал я этому скептику, - со временем ты поймешь, что биологи, астрономы, физики и прочие представители этого ужасного племени ученых такие же люди, как и мы с тобой. - Но ворваться сюда в три часа ночи! В полной уверенности, что вы здесь. - Это он так живет, - объяснил я. - Ему и в голову не придет, что остальная часть человечества может жить иначе. Такой уж он человек. Что правда, то правда, таким он и был. У него были часы, но он ими не пользовался - разве что засекал по ним время, когда ставил опыты. Он никогда не знал, день сейчас или ночь. Проголодавшись, он без особой щепетильности любыми средствами раздобывал себе что-нибудь съестное. Когда его одолевал сон, он забивался в какой-нибудь уголок и проваливался на несколько часов. Закончив очередную работу или просто охладев к ней, он уезжал на север, к озеру, где у него была своя хижина, и бездельничал там денек-другой, а то и целую неделю. Он с такой последовательностью забывал приходить на занятия, так редко являлся читать лекции, что администрация университета в конце концов махнула на него рукой. Там уже даже не притворялись, что считают его преподавателем. Ему оставили его лабораторию, и с молчаливого согласия начальства он окопался в ней со своими морскими свинками, крысами и приборами. Но деньги ему платили не зря. Он постоянно делал какие-то сенсационные открытия, что привлекало всеобщий интерес не только к нему, но и к университету. Что касается его лично, то он с легкой душой мог бы всю эту славу отдать университету. Будь то мнение прессы, официальной общественности или еще чье-нибудь - Кэрлтону Стирлингу все это было безразлично. Он жил только своими экспериментами, жил только для того, чтобы без устали копаться в тайнах, существование которых воспринималось им как брошенный лично ему вызов. У него была квартира, но иной раз он по несколько дней кряду не заглядывал в нее. Чеки на зарплату он швырял в ящики письменного стола, и они скапливались там до тех пор, пока ему не звонили из университетской бухгалтерии, чтобы узнать, какая их постигла судьба. Однажды он получил приз - не из высоких и импозантных, но все же достаточно почетный, к нему еще прилагалась небольшая денежная премия - и забыл явиться на торжественный ужин, на котором ему должны были этот приз вручить. А сейчас он спал в кресле, запрокинув голову и вытянув свои длинные ноги под стойку радиоприемника. Он тихонько похрапывал, и в эту минуту в нем невозможно было распознать одного из самых многообещающих ученых мира - он походил скорее на проезжего, который случайно забрел сюда в поисках ночлега. Он нуждался не только в бритье - ему не помешало бы и постричься. Небрежно повязанный галстук сбился набок и весь был покрыт пятнами - вероятнее всего, от консервированного супа, который он разогревал прямо в банках и рассеянно ел, мысленно сражаясь с очередной проблемой. Я шагнул в комнату и осторожно потряс его за плечо. Проснулся он легко, даже не вздрогнул и, взглянув на меня снизу вверх, ухмыльнулся. - Привет, Паркер, - сказал он. - И тебе привет, - отозвался я. - Я бы дал тебе выспаться, но ты так вывернул шею, что я побоялся, как бы ты ее себе не сломал. Он подобрался, встал и последовал за мной в информационный отдел. - Уже почти утро, - проговорил он, кивнув на окна. - Пора просыпаться. Я взглянул на окна и увидел, что ка улице уже начинало светать. Он расчесал пятерней свою густую шевелюру и, словно умываясь, провел несколько раз по лицу ладонью. |
