Изменить размер шрифта - +
Непринужденно переговариваясь, волонтеры начали выходить один за другим. Я спрыгнула с подножки последней, потому что сидела в самом конце автобуса.

Воспользовавшись тем, что пара мужчин задержалась, чтобы покурить перед тяжелой сменой, я тоже остановилась. Задрав голову, посмотрела на окна больницы, гадая, за которым из них находится реанимация.

Зажмурившись от ярких лучей апрельского солнца, сделала глубокой вдох и расправила плечи, позволяя весеннему теплу согреть мое лицо. Все еще не верилось, что нас с Сашей разделяют считанные метры, но я уже чувствовала – он рядом, дышать сразу стало легче. Мне бы очень хотелось сказать, что все самое худшее осталось позади, но это было далеко не так, и я убедилась в этом буквально через секунду.

Кто-то резко схватил меня за локоть, резко заставив развернуться. От неожиданности я подвернула ногу и чуть не упала. От резкой боли из глаз брызнули слезы, а сердце больно сжалось, когда мой взгляд замер на перекошенном от злости лице Ирины Владимировны.

 

Что она тут делает? Кто ее пропустил? Разве территория не закрыта даже для близких родственников? Но самым шокирующим и болезненным было другое. Рядом с Сашиной матерью, глумливо усмехаясь, топталась вездесущая Майя. Дорогая, стильная, ухоженная и до омерзения красивая. Меня замутило, но я отчаянно пыталась держать себя в руках.

– Ты… Ты… – задыхаясь, прохрипела Ирина Владимировна. Ненависть, сквозившая в ее голосе, вызывала недоумение. Я искренне не понимала, чем могла вызвать в бывшей свекрови столь мощные негативные эмоции. – Ты зачем приехала? Кто тебя звал?

– Отпустите, – морально собравшись, я вырвала руку из ее жесткой хватки.

– Ты ещё указывать мне будешь? Мало ты крови из нашей семьи выпила? За добавкой приперлась?

– Я не знаю, что вы себе надумали, но я здесь работаю. Сегодня моя первая смена, – я пыталась обойти негодующую женщину, но она встала передо мной стеной, преграждая путь к больнице.

– И последняя, – ядовито бросила Ирина Владимировна. – Пошла вон отсюда. Ты приблизишься к моему сыну только через мой труп. Поняла?

– Я не собираюсь спрашивать у вас разрешения. Я имею такое же право находиться здесь, как она, – бесцеремонно ткнув пальцем в сторону Майи, холодно ответила я.

– Нет у тебя никаких прав! Влезла в чужую семью, развела с женой, поигралась и бросила, а теперь ещё и права явилась качать! – заверещала женщина, которой я когда-то всей душой сочувствовала. А сейчас меня пронзило ясное осознание, что она только строила из себя мученицу, попавшую в зависимость от гуляющего направо и налево мужа.

На самом деле Сашину мать все устраивает, как и Майю, которую она выбрала в свои любимицы. И та, и другая вполне вольготно ощущают себя в роли жертвы, упиваясь мазохистским удовлетворением от жалости к себе. Вероятно, именно поэтому они так быстро нашли взаимопонимание и общий язык. Как бы Майя не кичилась внешними изменениями, финансовой независимостью и карьерными успехами, внутри она осталась той же бесхарактерной дешевкой, которая без зазрения совести залезла в постель к пьяному мужику. Вот только она не учла одного – отсутствие гордости и самоуважения еще никого не сделало счастливым.

– Что заткнулась. Нечего сказать? – в глазах Ирины Владимировны мелькнуло злорадство, и меня снова пронзило ощущение диссонанса между двумя образами одного и того же человека.

Быстрый переход