|
И был произведен в офицеры. Теперь на фронт я вернусь как командир, и вы пойдете со мной как солдаты. Если, конечно, меня отпустят из школы. Я хочу быть уверен в каждом из вас. Я ведь прекрасно понимаю, что многих из вас гложет! Вы стали предателями, как вас именуют там! — поручик указал рукой в сторону. — У них нет для вас прощения! Сталин приказал не брать в плен таких как вы! Но мы воюем не в немецкой армии, господа! Это русская армия и в ней русские офицеры и генералы! Те, кого предал Сталин! Подумайте над этим. Но мы еще вернемся к этому разговору!
Поручик после этих слов покинул комнату, и слово снова взял Ланге: — Главное понять, за что мы станем сражаться. Понять и принять новые истины. Это поможет вам побеждать! Многие из вас уже не верят в победу вермахта над советами. Они думают, что Германия войну проиграла. Но это не так! Война не проиграна! И нужно сражаться так, чтобы ни один комиссар не вошел в Европу! Это дело не только немцев! И это дело не одного Адольфа Гитлера! Кто скажет, почему мы не должны этого допустить? Один из курсантов поднял руку. — Прошу вас! — предложил высказаться Ланге. — Я в прошлом солдат Красной Армии. Но теперь я не с красными. Они заклеймили меня предателем. Они смешали мое имя с грязью. А за что? Я попал в плен не по своей вине. Меня взяли без сознания, и я бежал из плена в первый раз. И что я нашел там, у «своих»?
Андрей выслушал еще одну историю обиды на советскую власть…
* * * Во время отдыха, после занятий, к Андрею и Сереге подошли двое. Это были курсанты нового набора. Оба среднего роста коренастые светловолосые. Они походили друг на друга, и Рогожин понял, что это братья. Хотя один был старше. Он смотрел более твердо, и на его лице, на правой щеке, был шрам. — Я Роман Воинов, — представился один, — а это братан мой младший — Леха. — Андрей Рогожин. — Серега. Осипов я. В прошлом сержант Красной Армии. — Из лагеря? — спросил более молодой Алексей Воинов. — Да, — согласились Андрей и Серега. — А вы? — Да и мы оттуда. В плен попали еще полгода тому как. Я первым сломался. И братан пошел за мной. А то, Ромка бы никогда не перешел к немцам. — Хватит. Снова заладил свое, — осадил его старший брат. — А ты, браток, — Серега посмотрел на Романа, — не сильно вверишь в слова нашего поручика? — А чего тут верить или нет? Что изменится? Скоро нам оружие дадут в руки и на фронт. Красные то прут — не остановишь. Я с 1942 на фронте. У меня три медали от…, — Роман махнул рукой и достал пачку сигарет. — Закурите? Все взяли по одной и задымили. Немного помолчали. — Обратной дорожки у нас нет, — проговорил Роман. — Всё! А у нас с Лешкой в деревне отец и мать. Да сестер двое. Как им жить? — Думаете, знают там, где вы? — спросил Андрей. — Наши документы в том бою у замполита были. А я свой смертный медальон в окопе потерял. Как бомбежка началась, шнурок и порвался. Кто знает, может, нашли его, и приписали меня к погибшим? — Не думаю, — покачал головой его брат Леха. — Наши окопы немцы заняли. Мы руки и подняли. А затем, я слыхал, отбили их. Видали они сдавшихся. Видали. И тех, чьих тел не нашли — в пленные записали. А пленный, стало быть, предатель. — Так вы сами сдались? — спросил Серега. — Сами. Сдались. Вместе с братаном в лагерь попали. А потом уже в РОА оказались. Так получилось. — И я сам руки поднял, — признался Андрей. |
