А там будет кровь, и будут страдания. Чужие, не ваши. Но не каждый это сможет выдержать.
— Я не знаю, что вам, ответить, господин барон. Я…
— Я не требую от вас ответа немедленно, господин Рогожин. Я понимаю, что о подобном стоит думать. Но вы, если примете моё предложение, получите относительную свободу действий.
— Как это? — не понял Андрей.
— Вы не станете ограничены казармой. Но если вы стремитесь на фронт, — барон развел руками, — по какой-то причине. Например, если вы все еще хотите перебежать обратно к большевикам. Что скажете?
Офицер внимательно смотрел Андрею в глаза. Тот не ответил взгляда.
— А разве у меня есть шанс вернуться, господин барон? После того, что я сделал? У своих меня ждет расстрел.
— А вы хотите жить, господин Рогожин?
— Хочу, — признался Андрей. — Я склоняюсь к мысли, что я совсем не герой.
— Весьма смелое заявление для мужчины, господин Рогожин. Я не оговорился. Смелое. Не каждый может сказать, что он боится. Все это тщательно скрывают. Но мне нравится ваша откровенность.
— А что мне еще остается? Я много думал о том, что я сделал, когда перешел на вашу сторону. И я понял, что мною руководил страх. Страх за жизнь. Я хочу жить.
— Отлично! Я и намерен предложить вам жизнь, господин Рогожин. Ибо ваш взвод в составе войск РОА скоро отправится на фронт. А там под пулеметным огнем полягут многие ваши товарищи. Я ведь вас понимаю, как никто иной. Я также хочу жить и во время, и после войны. Как бы она не закончилась.
После последней фразы барон сделал паузу. Андрей спросил:
— А моему товарищу Сергею Осипову вы не сделали подобного предложения? Он также знает немецкий.
— Нет, — сразу ответил Дитмар. — Его знания оставляют желать лучшего, господин Рогожин. Да и простоват он. Вы иное дело. Большевики не смогли оценить вашего таланта. Человека знающего языки отправили на фронт простым солдатом. Кстати, вы не объясните мне, как это произошло?
— Вы о том, что я стал простым солдатом?
— Именно.
— Но я не сказал в военкомате, что владею языками, господин барон. Я хотел попасть в обычную часть и доказать…
— Свое мужество? Похвально. Но глупо. Здесь нет прослушки, и потому могу сказать вам откровенно — я также хочу жить после этой войны. Зачем отдавать жизнь за идеи сидящих в кабинетах людей? Будь они в Берлине или Москве.
— Я пока не могу ответить на этот вопрос. Я верил…
— Послушайте! — прервал его Дитмар. — Здоровый цинизм — это то, что сейчас поможет вам выжить и примириться с тем, что с вами случилось. Отчего вы считаете себя виновным в том, что произошло? Вы кто? Вы студент, который добровольно попросился на фронт, совершенно не понимая, что это такое. И разве это преступление — испугаться за свою жизнь? И ваша и наша идеи требуют от нас отдать жизнь за них не задумываясь. Я в начале войны так бы и сделал, но после я стал думать. И знаете, к какому выводу пришел? Я не хочу погибать с рейхом.
— Но наши парни станут сражаться за рейх. И нам говорят о конечной победе. Вы не верите в победу, герр Дитмар?
Барон засмеялся в ответ.
— Вермахт отступает, герр Рогожин. Конечно, большевики уничтожат его не завтра, и в этой войне падет еще много тысяч солдат. Они заплатят кровью за амбиции бывшего ефрейтора со смешными усиками. Но в рейхе много таких, что думают как я. Они уже не хотят Гитлера. Но они боятся сказать про это.
— Вы столь откровенны со мной, герр Дитмар.
— Я бы попросил вас, герр Рогожин, обращаться ко мне «герр фон Дитмар». |