Потом из динамика в углу камеры раздался бодрый марш. Заключенные подскочили и вытянулись в струнку. Тео тоже поднялся, радуясь возможности размять затекшие ноги.

Музыка смолкла и все, как по команде сели, сложив руки на коленях. Динамик хорошо поставленным голосом с театральными паузами начал выплевывать стихи и пословицы на мандарине. Заключенные, большинство из которых, как догадался Тео, не знали языка, механически повторяли их, чудовищно коверкая слова. Затем все снова встали, чтобы распевать гимны, прославляющие мудрость правителя, ведущего народ к процветанию.

Перед сном им снова раздали по шарику риса и стакану мутной воды со странным привкусом. На Тео навалилась смертельная усталость. Безвоздушное, законсервированное в полной тишине бездействие изматывало сильнее, чем долгий переход через горный перевал. Заключенные достали из-под скамеек, на которых провели весь день, свернутые в рулон циновки и расстелили их на полу. Один из них поставил посреди комнаты шаткий складной табурет и сел.

Лампа в камере немного сбавила накал, но не погасла. Тео закрыл глаза, не в силах бороться со сном. Ему казалось, что он только-только закрыл глаза, когда тот, с табурета, грубо растолкал его.

— Твое дежурство. Сменишься через два часа.

Тео, спотыкаясь и боясь нечаянно наступить на кого-то из спящих, добрел до табурета. Веки слипались.

— Номер 765882, соблюдайте дисциплину, — раздалось по громкой связи.

Тео подбросило. Еще через два часа раздался негромкий сигнал — время его дежурства истекло. Пошатываясь от усталости, он наугад растолкал одного из заключенных и бухнулся на его место, пытаясь удержать, вобрать ускользающее тепло нагретой чужим телом циновки.

Внезапно тишину прорезал пронзительный свист. «Подъем! Построиться на перекличку!». Дверь камеры отъехала в сторону. Ослепленные ярким светом заключенные, зябко поеживаясь, выстроились у стены и машинально рассчитались по номерам. Надзиратель, накачанный бугай с бычьей шеей, дубинкой приподнимал за подбородок опущенные головы, толкал в плечо, заставляя выпрямиться тех, кто спал на ходу. На его губах играла недобрая ухмылка.

— Никаких разговоров! Хотите всю ночь тут проторчать? Так и будет, если не будете вести себя как следует.

— Рассчитаться по номерам, — приказал его напарник, невысокий и худощавый. — Я хочу, чтобы вы сделали это без запинки и так громко, чтобы услышали в самом хранимом богами Пекине.

Заключенные подчинились.

— Не слышу. Еще раз, — в голосе бугая появилась сдерживаемая ярость.

— Живее, спящие красавицы! — издевательски пропел мелкий.

В дальнем конце шеренги прозвучали несколько выкриков, но надзиратель снова оборвал перекличку.

— Стоп! Это что, громко? Может, кто-то не расслышал приказ? Я сказал «громко», и я сказал «четко»!

Когда последний в строю выкрикнул свой номер, закрыв глаза от натуги, мелкий уже придумал новое развлечение.

— А теперь посмотрим, смогут ли они назвать свои номера в обратном порядке.

Между надзирателями словно шло негласное соревнование, они выпендривались друг перед другом на глазах заключенных, заставляя их устраивать перекличку вновь и вновь, повторять номера нараспев, во время отжиманий или прыжков.