— Да, но… Если людей удерживают против воли, это тюрьма.

— Вот она — черная неблагодарность. Уйгуры, киргизы, казахи, бог знает, кто еще. Как та сорная трава… Не помню, как называется… Повсюду растет, на голых камнях даже. Без дождей, без солнца. Неприметная, мелкая, по земле стелется. Но живучая: чем больше топчешь, тем сильнее разрастается… Разве «Примирение» — это тюрьма? — начальник лагеря поднял взгляд на одного из сопровождавших Тео надзирателей.

— Никак нет, господин начальник лагеря!

— Вот и я о том же. Ладно, будь по-твоему.

Нажав кнопку устройства на рабочем столе, начальник лагеря коротко приказал: «Свяжите меня с особняком Ли в Нуркенте. Да, прямо сейчас». В ожидании ответа он задумчиво барабанил пальцами по столу, не сводя внимательного взгляда с Тео.

Затем послышалось шуршание и мужской голос произнес на чистом мандаринском, отчетливо интонируя:

— Добрый вечер, господин Тао. Меня зовут Ли Бо. К сожалению, госпожи Ли Чи сейчас нет в Нуркенте, и связаться с ней вряд ли получится: она в Ганзе, на траурной церемонии похорон Вольфганга Вагнера. Однако я обязательно передам ей всю информацию.

Тео вцепился в стул так, что побелели костяшки пальцев. Он пытался вдохнуть, но грудь сжал мучительный спазм. «Вольф мертв. Вольф мертв. Вольф мертв», — похоронным набатом стучало в его голове.

— Один из воспитанников лагеря «Примирение», который находится под моим неусыпным контролем, смеет утверждать, что является почетным гостем клана Ли. И что госпожа Ли Чи, являясь его опекуном до достижения совершеннолетия, может поручиться за его благонамеренное поведение и образ мыслей.

— Минуту, пожалуйста, — отчеканил вышколенный голос.

«Вольф умер. Мой Вольф. Умер».

— Господин Тао, благодарю вас за ожидание. Пасынок Ли Чи был похищен и зверски убит террористами-уйгурами. Тот, кто выдает его за него, отъявленный мошенник, который не имеет ни капли сострадания в каменном сердце, раз бередит свежую рану скорбящей госпожи, которая к тому же недавно овдовела.

«Как легко она предала. Отреклась. Бросила в тюрьме. Потому что я был бы помехой. Теперь Ли Чи будет править Ганзой, — отстраненно подумал Тео, не испытывая ни злости, ни удивления, ни печали. — Не все ли равно? Раз Вольфа больше нет».

— Простите великодушно за поздний звонок и беспокойство. Передайте мои глубочайшие извинения и соболезнования госпоже Ли Чи в ее горе. Доброй ночи! — начальник лагеря медленно поднял на Тео налитые кровью глаза. — В карцер этого умника. Чтобы в голове маленько прояснилось.

Глава 12

«Вольфа нет». «Отреклась». «Он никогда не болел». «Вольфа больше нет». «Меня больше нет». Дикая мешанина слов безостановочно крутилась в голове Тео, когда надзиратели волокли его в карцер. Когда били. Слова вспыхивали в сознании с каждой новой яркой вспышкой боли, которую сменяла еще одна, и еще, и еще. «Отец умер». «Вольфа больше нет». «Никого не осталось». «Змея». «Лука был прав». «Слепой, наивный дурак».