Надзиратели, вдоволь поглумившись над Тео, ушли, оставив его, избитого и окровавленного, на грязном полу карцера. Напоследок один из них склонился и, приложив дубинку, оглушил его напоследок разрядом тока. Боль была такой, что все тело превратилось в один истончившийся оголенный нерв, так что, казалось, упади сверху капля воды, он зашипит и заискрит, как оборванный кабель под высоким напряжением.

— Уроды. Нелюди, — Тео перекатился на бок и выхаркнул кровь.

«Люди. Поразительно, но самые позорные, отталкивающие акты немотивированной жестокости совершают не серийные маньяки, а поразительно обычные, ничем не примечательные люди, стиснутые обстоятельствами».

«Ничто на свете не может оправдать звериную жестокость».

«О нет, ты не прав. Глубокое, но скрытое влияние нескольких ситуационных переменных может оказаться сильнее воли человека и подавить способность к сопротивлению. Хотя, стоит оговориться, что люди весьма охотно „поддаются искушению“ и слепо исполняют приказы, совершая поступки, о которых прежде не могли и помыслить. Силовое поле власти искривляет их моральные установки».

Тео сидел на полу маленькой одиночной камеры, обхватив руками колени и пытаясь абстрагироваться от ноющей боли во всем теле, от мучительных мыслей о смерти Вольфа, о лжи и предательстве Ли Чи, о том, что ждет дальше его самого, и сконцентрироваться только на голосе, звучащем в его голове. Глубоком, спокойном голосе, который рассуждал о справедливости и человеческих заблуждениях.

«Ну да, конечно. А за стенами тюрьмы эти ублюдки — славные парни».

«Ты бы удивился, если бы узнал, как форма, которую они надевают, заступая на смену, меняет мышление, восприятие действительности… Это нечто вроде катаракты мозга, мешающей ясно мыслить и заставляющей считать, что заключенные — это не вполне люди. Они видят в них лишь нарушителей порядка, которые, вне всяких сомнений, заслуживают страданий и унижения. Если верить Сократу, злых людей вообще не бывает. Все люди стремятся к добру, но по — разному его понимают».

«Так легко оправдать любую жестокость…», — Тео осторожно коснулся рассеченной брови — засохшая кровь противно стягивала кожу.

«Зло не перестает быть злом. Стирать личность других людей, намеренно причинять боль, морить голодом и оскорблять — зло. Но не меньшее зло и беспрекословно повиноваться, опускать глаза и молчать, находить разумные оправдания собственным неблаговидным поступкам, совершенным из трусости. Однажды осознав, что добро и зло неразрывно связаны, уже невозможно видеть одно без другого. Мне бы даже хотелось, чтобы мир снова обрел понятную и однозначную монохромность. Но теперь он полон теней, полутонов и цветовых акцентов. Мир наполнен и добром, и злом — так всегда было и всегда будет. Эти границы проницаемы и расплывчаты. Ангелы могут стать демонами, злодеи — героями, борцы за свободу — угнетателями. Как уже не раз было в истории, горячее и искреннее стремление искоренить зло приводило к злодеяниям таких масштабов, каких прежде не видел мир».

«Я не философ. И сейчас мы рассуждаем не об абстрактных добродетелях и пороках, а о совершенно конкретных отморозках, которые упиваются безнаказанностью».

«Всегда полезно представить себя на месте другого человека».