— Замолчи, вдруг кто услышит!

Анна рассмеялась.

— Но, моя бедная Елена, все знают, что король женщинам предпочитает мальчиков!

— Королева не должна это знать!

— Хватит говорить о Генрихе и его любимцах. Иди скажи ему, что я нездорова.

— Но…

— Поторопись.

* * *

Анжель де Люссак заканчивала заплетать королеве косы, когда король отодвинул драпировку.

— Эта дура Елена сказала мне, что ты нездорова. Наверное, она неправильно выразилась, потому как я нахожу, что ты выглядишь великолепно. Не правда ли, милый Тьери?

Тьери де Буа с выражением сомнения на лице тряхнул светлыми кудрями.

— Нет? Однако королеву считают самой красивой женщиной во французском королевстве. Спроси у нормандского Бастарда, что он об этом думает…

— Генрих!

— Что случилось, душа моя?

— Ты слишком много выпил!

— Только чтобы забыть твою холодность, душа моя. Но я готов простить тебя. Пойди и согрей своего старого мужа… Нам надо рожать принцев для Франции!

Предшествуемые двумя молодыми людьми, несшими факелы, супруги пересекли большую залу. На соломенных тюфяках тут отдыхали молодые придворные, оруженосцы и служанки.

Король раздвинул занавеску широкой постели и бросил на нее Анну. Покорная, закрыв глаза, Анна готовилась вынести близость мужа. Вскоре она услышала стоны и поняла, что сначала супруг предался ласкам с молодым блондином, чтобы лишь потом выполнить свои супружеские обязанности. Кончив в Тьери, он задрал Анне рубашку и взял ее. Анна отвернула лицо, чтобы скрыть слезы отвращения и стыда. Очень скоро Генрих кончил и в нее. Потом, вздыхая, он прижался к Тьери, бросившему на королеву торжествующий взгляд.

* * *

Снова в королевстве наступил голод. Дожди сгноили бедный урожай, повредили собранное зерно. На дорогах снова можно было увидеть толпы бедняков, выгнанных голодом из лачуг. Они теснились у ворот городов, замков, монастырей в надежде получить хоть немного хлеба. Анна распорядилась открыть двери храмов, чтобы приютить сотни не имевших крова людей. В основанной ее заботами больнице многим оказывали помощь. Несмотря на беременность и сильную стужу, превращавшую снег на улицах в лед, что делало опасным каждый шаг, Анна ежедневно посещала больных. Она приносила им утешение, распоряжалась хоронить умерших и следила также за тем, как идут уроки в ее школе; помогала раздавать горячий суп в церквах, привлекая к этому сеньоров и знатных дам. Каждый должен был внести свою лепту. Как всегда, самым щедрым был Рауль де Крепи, широко открывший кошелек королеве — к большому неудовольствию Ирины, ревность которой, утихшая было на время, вновь вспыхнула, еще более необузданная, чем раньше.

Однажды вечером Анна уходила из больницы в сопровождении только одного оруженосца. Какая-то женщина бросилась к ее ногам, протянула ей пергаментный свиток и убежала раньше, чем королева смогла произнести хоть слово. Сопровождающий королеву сделал вид, будто ничего не заметил. На улице было слишком темно, чтобы читать написанное, поэтому Анна направилась к своей школе. Дети уже разошлись по домам. Учителя молились в часовне. Классная комната была пуста. Там, где обычно сидел учитель, горел маленький светильник. Отослав оруженосца, Анна прошла туда.

Что должны были означать эти неловко написанные знаки? Они ей напомнили… Нет, это было невозможно! Здесь никто, кроме Елены и Ирины, не писал по-русски. Маленький Филипп только начал произносить первые русские слова. По мере того, как Анна читала, она испытала чувство радости, к которой примешивался страх.