– Хватит! – и тут же едва слышно продолжила: – ладно, я пойду с тобой. Но ты должен понять, что это из… Не подумай, что я… Я ведь вообще до Олега, то есть до свадьбы, то есть… Одним словом… Я тебе просто товарищ, друг, хоть и женщина… Ты понимаешь меня?

А через пятнадцать минут она уже лежала на спине поперёк широкой кровати, придавленная его голыми животом и бёдрами. Горячие капли пота падали ей на щёки с его склонённого лица.

– Что я делаю? Что я делаю? – повторяла она. – Как я могу? Как я могу?

Первая атака прошла быстро, Юра, не теряя бдительности, несмотря на своё разбитое состояние, вырвался из женских недр за пару секунд до того, как из него хлынула белая лава. Он опустил голову и впился зубами Тане в шею, не больно, но сильно. Наверное, так кусают влюблённые вампиры, промелькнуло у неё в голове.

– Ты как? – проговорила она, не зная, что ещё спросить.

– А ты? – Юра тыльной стороной ладони провел у неё между ног.

– Сколько времени? – спросила она, сама не понимая смысла заданного вопроса; ей просто хотелось спросить, спросить о чём угодно.

– Времени? Уже тысячи лет позади, – отозвался он.

И властным движением перевернул девушку на живот. Таня увидела перед собой большое зеркало в массивной деревянной раме. Пыльное старинное стекло мутно отражало её измученное наслаждением лицо, блестящие чёрные глаза, раскрывшийся рот. Обрушившийся на пол ночной светильник испуганно подмигивал единственной неразбившейся из трёх ламп и бесцеремонно выхватывал из темноты то голые плечи, то вытянутые руки, то полушария девичьих грудей. При каждой вспышке Таня различала за своей золотистой головой запрокинутое лицо Юрия, мокрое от слёз.

– Не плачь, всё образуется, – шептала она, но пробудившаяся в ней страсть душила все слова беспрерывными стонами.

Перед Юрием выгибалась нежная спина, из-под сияющей копны растрепавшихся волос струился желобок с мраморной резьбой позвонков, обрываясь возле двух мягких ямочек над упругими ягодицами.

В чёрных глазах Тани по ту сторону зеркала пульсировало время, то растягиваясь в вечность, то сжимаясь тугой пружиной до неуловимого мгновения. Комната шумно колыхалась, раздвигала резиновые стены до невидимого горизонта и сжималась обратно, оглушительно стучась в самый висок. Таня слышала, как дышало внутри неё чужое тело, длинное и объёмное, полное обезумевшей жизни, налитое жидким чугуном, жаждущее любви и молящее о ней.

Юра рванулся назад и оставил после себя гудящую пустоту.

– Теперь уж хватит, – выпалила она сдавленным голосом. – Я должна уйти. Я больше не могу. Мне больше нельзя.

В дверях, когда она уже оделась, он вдруг с новой энергией заглотил ртом её губы, свалил с ног и овладел ею прямо в одежде, разметав по паркету густой мех шубы.

Когда всё закончилось, он сказал:

– Спасибо тебе. Иди.

– Ты забрызгал подкладку шубы, – ответила она. – Что я теперь скажу?

– Прости, – оборвал он её мягким поцелуем, – прости.

В тот вечер Олег устроил ей сцену ревности, обнаружив перед сном на её теле следы поцелуев. Он метался по комнате, несколько раз шмякнулся головой о стену, покрытую персидским ковром, пинал ногами заваленное цветными подушками кресло.

– Я верил тебе! Я боготворил тебя! А ты оказалась просто сучкой! До омерзения красивой сучкой! Какой же я болван! – Он несколько раз подходил к ней, замахивался кулаком, но не мог ударить, чувствуя, как вся его огромная сила улетучивается, встречаясь с открытым взглядом жены.