Стефан сел рядом с ним. Ночное небо уже начинало светлеть, и на горизонте появились первые проблески зари.

— Ничего хорошего, — сказал он напрямик. — До Лондона дошли слухи, что четники оказывают врагу не достаточное сопротивление и что партизаны-коммунисты действуют более успешно. Мне поручено встретиться с генералом Михаиловичем и проверить, истинны ли эти слухи или ложны.

— Проклятие! — Петр провел рукой по своим гладким черным волосам.

У Стефана все внутри сжалось. Он предвидел реакцию Петра, но не столь эмоциональную.

— Проклятие! — повторил Петр, на этот раз с еще большей яростью.

Стефан молчал. Внизу в долине громко прокукарекал ранний петух.

Петр глубоко затянулся сигаретой и наконец сказал:

— Черт побери, для этих слухов есть все основания, Стефан. И не потому, что мы плохо сражаемся, совсем наоборот.

Стефан продолжал молчать. Золотистая полоска на горизонте ширилась.

— В конце сорок первого и в начале сорок второго года мы наносили огромный урон немцам. Не в силах нам отплатить, они начали мстить гражданскому населению. — Петр немного помолчал, затем продолжил резким тоном:

— Я был с Михаиловичем, когда он вышиб немцев из Крагуеваца. Потом туда снова вошли немцы и в отместку расстреляли пять тысяч мужчин, женщин и детей. И это был не единичный случай. В октябре сорок первого Гитлер отдал приказ казнить сотню жителей Югославии за каждого немца, убитого партизанами, и полсотни за каждого раненого. Интересно, как повели бы себя английские войска, если бы они знали, что за каждого убитого немца будут убивать сотню англичан, в том числе женщин и детей?

Стефан не отвечал и не смотрел на Петра. Он уставился на траву у себя под ногами, думая о своей тетке и родителях матери, находящихся в оккупированном немцами Белграде.

— Генерал Михаилович был вынужден пересмотреть свою стратегию, — продолжал Петр. — Вместо того чтобы бить немцев в открытую, расплачиваясь за такие действия слишком высокой ценой, он решил перейти к диверсионной войне и сосредоточиться на подготовке к тому дню, когда вся страна поднимется против захватчиков при поддержке высадившихся союзников. А пока мы устраиваем диверсии, взрывы, поджоги, стараясь главным образом разрушать немецкие пути сообщения.

— А как действуют партизаны-коммунисты? — спросил Стефан, заранее зная ответ.

— Их не мучают угрызения совести, — с горечью сказал Петр. — Для них война есть война, и гражданское население должно терпеть все ее тяготы.

Стефан посмотрел на долину. В розовом утреннем свете она выглядела необычайно красивой. Склоны гор покрывали густые дубовые и буковые леса, а вдалеке виднелся бурный поток, берегом которого они шли прошлой ночью.

Он знал, чью сторону примет Лондон. Он будет впредь поддерживать партизан Тито.

— Боюсь, Лондон предпочтет согласиться с коммунистами, — сказал он с тяжелым чувством. — Там считают, что силы Сопротивления должны бить врага и не важно, какой ценой.

Петр бросил сигарету и поднялся.

— Ксан думает так же, — отрывисто сказал Петр. — Он перешел к партизанам, как только Михаилович отдал приказ совершать диверсии, не убивая немцев. — Он засунул руки глубоко в карманы штанов. — Трудно его винить. Сидеть в горах и ничего не предпринимать, кроме редких подрывов мостов или набегов на склады боеприпасов и оружия, — тяжелое испытание.

Стефан поднялся на ноги.

— Мне необходимо как можно скорее встретиться с Михаиловичем, — сказал он. — Я вполне понимаю причину его относительной пассивности, однако он должен знать о последствиях избранной им тактики.