— Боюсь, что у меня плохие новости, — с сожалением объявил он. — Законы Ла-Круа суровы и архаичны. У нас нет законных оснований, чтобы опротестовать арест.

Шанталь нетерпеливо расхаживала по комнате взад и вперед.

— Если бы в жилах Деметриса текла королевская кровь, этого никогда бы не произошло. Они никогда бы не подвергли судебному преследованию члена королевской семьи.

— Но он не является членом королевской семьи. И вы правы, здесь существует предвзятое отношение. Но оно нацелено не только на мистера Мантеакиса, но и на вас. Как матери будущей королевы Ла-Круа, ваше поведение должно быть безупречным.

— Но оно было таким. Девять лет я делала все, что от меня требовали, и кто выиграл от этого? Я редко вижу дочь. Мне не разрешается принимать решения, которые касаются ее. Меня трудно назвать матерью. — Глаза у Шанталь горели, и она знала, что это вызвано бессонными ночами, неделями страха, годами одиночества. — Но все изменилось. Я беременна.

— Вы можете не сохранять беременность. — Адвокат надел очки и зашелестел бумагами. — Никто не узнает, если вы прервете беременность. Вы можете сказать, что произошел выкидыш…

— Нет.

— Деметрис думает, что вы должны это сделать.

Шанталь вздрогнула.

— Что?!

— Он хочет, чтобы вы сделали то, что будет Лучше для вас. Он хочет, чтобы вы сделали то, что будет лучше для Лилли.

— Я ни секунды не верю этому. Он хочет этого ребенка. — От волнения ее снова затошнило. — И я хочу этого ребенка.

— Возможно, вам нужно подумать. Я ознакомился с контрактом, который вы подписали. Нет никакой возможности, чтобы вы родили ребенка и остались в Ла-Круа. И если уедете, вы не сможете взять Лилли с собой.

Шанталь закрыла глаза и представила будущее без дочери. Горе и печаль охватили ее, но разве можно, прервав беременность, жить в замке, зная, что Деметрис расплачивается за то, что спас ей жизнь?

И внезапно ее осенило. Она поняла, что ей делать. Шанталь успокоилась и сосредоточилась.

— У меня появилась одна мысль, — сказала она. — Но мне понадобится ваша помощь. И короля Нури тоже.

В коридоре послышались шаги, гулко отдававшиеся от бетонных стен. Деметрис сел на койке, и дверь в камеру со скрипом распахнулась.

— Что случилось? — спросил он охранника, бросив на него настороженный взгляд.

— Вас требуют в комнату для допросов.

— Опять?

Охранник пожал плечами и защелкнул наручники на руках Деметриса. Идя по коридору, Деметрис попытался пригладить волосы, но мешали наручники. Ночь показалась ему бесконечной. День будет еще длиннее.

— У вас десять минут, мистер Мантеакис, — произнес охранник и, сняв с Деметриса наручники, втолкнул его внутрь комнаты для допросов.

Деметрис окаменел, увидев в ней Шанталь. Он соскучился по ней, но здесь ей не место.

— Тебе не следовало приходить.

Она не смутилась. У нее был спокойный, уверенный вид.

— Неужели?

— Теперь ты ничего не сможешь сделать, чтобы помочь мне.

— Я так не думаю, — возразила она. — Мне кажется, я могу сделать многое, — она указала на джентльмена в темной длинной одежде, сидевшего за столом. — Деметрис, позволь представить тебе епископа Казандзакиса.

Епископ Казандзакис? Епископ из греческой ортодоксальной церкви в Афинах?

— Шанталь, что ты делаешь? — резко сказал Деметрис, чувствуя, как у него участился пульс.

— Я делаю то, что должна была сделать раньше.