— Мы ее потеряли, — приходит ко мне на выручку Стефани. — Случайное недоразумение.

И фрау Шнайдер снова кричит:

— Андре, только представь себе, они потеряли инвалидную коляску Алекса!

В этот момент отец Бастиана наконец-то появляется на пороге своего магазина — это маленький, полный мужчина с большими усами, как у Эркюля Пуаро:

— Оля-ля, — восклицает он, кидаясь обнимать сына, меня, Стефани и Эрику впридачу. Даже Спичке он тыкается в шерсть с улыбкой в пол лица… — Вот и мои дорогие детишки! Наконец-то вы здесь. Как я рад, как счастлив… Камилла, немедленно веди их на кухню — уверен они голодны, словно волки! А у папы Андре как раз томится превосходный луковый суп на плите, а еще я испек замечательное клафути… все, как ты любишь, дорогая! — и он щиплет Стефани за щеку, словно маленькую.

Та смущенно глядит на меня, как бы прося прощение за эти чрезмерные словоизвержение и экзальтацию, в которых родители Бастиана и Стеф едва ли не топят нас, словно в сладком сиропе.

В этот момент турбобабули, припарковавшиеся сразу за нами, жмут на клаксон своего ретроавтомобиля, и Хайди Риттерсбах машет нам рукой:

— Встретимся завтра у музея с бабочками в десять утра. Не опаздывайте! — Потом Мария жмет на педаль газа, и они уносятся в сторону Пампеллона.

— Кто это? — удивляется Камилла Шнайдер.

И Стефани пожимает плечами:

— Наши дорожные попутчицы: три восемнадцатилетние турбобабули с Бутербродом на заднем сидении!

После чего мы отправляемся подкреплять наши силы луковым супом и… кла-фу-ти, чем бы оно там ни было.

Сен-Тропе относительно мал и компактен, и обладает незабываемой сибаритской атмосферой, которая словно разлита в воздухе вместе с морской солью и ароматами французской кухни.

Вечером мы сидим у башни в старом рыбацком порту в квартале Ля Понш и любуемся разноцветными камешками, поблескивающими в воде при заходящем солнце… Расцвеченные небывалыми красками облака, кажутся нарисованными, и мы улыбаемся, припоминая все эпизоды нашего маленького дорожного приключения.

Эрика полулежит на Бастиановой груди, а наши со Стефани ладони неловко замирают друг подле друга — одно робкое движение, и мы бы соприкоснулись пальцами. Ни один из нас на него не решается…

После поцелуев под летним дождем мы так больше и не затрагивали тему наших взаимоотношений: я все еще не уверен, что готов к чему-то новому, и Стефани, полагаю, знает об этом.

— Здесь так спокойно! — произносит Эрика, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я могла бы остаться здесь навсегда.

— Что наши родители и сделали однажды, — отзывается Бастиан, кидая в воду плоский камешек. — Это место так больше их и не отпустило…

И Эрика замечает:

— Они кажутся такими счастливыми…

А он пожимает плечами:

— Они такие и есть.

Потом мы замолкаем, погруженные в собственные мысли, пока Эрика снова не произносит:

— Знаете, что однажды сказала мне Мария? — Загадочно улыбается: — Она сказала, цените тех, кто умеет видеть в вас три вещи: печаль, скрывающуюся за улыбкой; любовь, скрывающуюся за гневом и… причину вашего молчания. — После этого оборачивается к Бастиану и глядит прямо в его глаза: — Что ты сейчас видишь, здоровяк? — спрашивает она, замерев с тонкой улыбкой на губах.

Парень глядит на нее долгую томительную минуту, а потом выдыхает:

— Любовь? — Тогда Эрика подается вперед и целует его в губы.