Значит, кто-то все же решил сюда наведаться. Включаю фонарь. Вот мы и встретились второй раз с месье Компером. Кто же это его так невежливо? Труп еще теплый, из раны в затылке течет кровь.

Стало быть, ситуация осложнилась. Что-то в банде не слава богу. Не торопясь поднимаюсь по лестнице, раздумывая, могли ли соседи что-нибудь услышать? По идее, в таком тихом квартале кто-нибудь мог обратить внимание на звук выстрела...

Прежде чем покинуть помещение, закрываю за собой трап, и тут мое внимание привлекает деталь, которую я в прошлый раз не заметил. От псевдовесов отходит тонкий электрический шнур. Он проложен в щели, выдолбленной в полу, и заметить его практически невозможно, если у вас не орлиный взгляд. Но это как раз мой случай, о чем создатели данного чуда техники, конечно, не догадывались. Шнур пропадает в стене, и мне чертовски интересно проверить, куда он меня приведет. Это след, да еще какой! Держу пари: предо мной не что иное, как сигнализация, призванная предупредить кого надо, что в тайник лезут без приглашения. Вот только кого надо? Компера, надо полагать? Все-таки гараж принадлежит ему. Стало быть", он знал, что у него побывали визитеры.

Выбираюсь из сарая и осматриваюсь. Ближайшее строение – низенький одноэтажный домишко справа. Иду к нему и звоню. Молчание. Мне не привыкать – жду. Минуту спустя различаю звук шагов. Открывает парнишка, низенький и тощий, как жокей. Руки его болтаются едва ли не ниже колен, а выражение лица – как у человека, который месяц назад продал вам тонну гнилой редиски и вдруг обнаруживает, что вы сидите напротив него в автобусе. Смотрит так, будто мы давно знакомы и меньше всего он ожидал увидеть здесь именно меня. Чего это он?

– Ба! – восклицаю я, всмотревшись попристальнее. – Старина Три Гроша!

Конечно, я его знаю. Маленький бродяжка с Монмартра. Деловым стал в том возрасте, когда его сверстники еще читали неприличные журналы и ухаживали за подругами своих матерей. Торговал кокаином, потом пустился в спекуляцию оружием, но все по мелочи. За это и получил свое прозвище. Ну и еще за рост. Помню, однажды при задержании мне пришлось его слегка пристукнуть, чтобы не дергался. Он мычал, как теленок – при его субтильности это лишь усиливало впечатление, что я ударил ребенка.

И вот он стоит в дверях – бледный, взволнованный, кадык ходит ходуном. Не сомневаюсь: он предпочел бы увидеть жандарма, ростовщика или даже своего исповедника, только не блистательного комиссара Сан-Антонио. Я вталкиваю его внутрь, вхожу сам и каблуком захлопываю дверь. Оказываюсь в узенькой прихожей, провонвшей прокисшим супом. Направо сквозь открытую дверь вижу комнату, которая, судя по всему, служит одновременно спальней, кухней, гостиной, столовой, а при случае и борделем. В ней воняет табачным пеплом, шлепанцами, кислятиной и прогорклым салом.

– Тут и живешь? – интересуюсь я. Три Гроша немного приходит в себя.

– Чем обязан вашему визиту? – осведомляется он, силясь улыбнуться. Без особого, впрочем, успеха. Так, наверное, улыбается человек, когда ему вскрывают живот.

– Догадайся, – предлагаю я. У этих парней обычно такая биография, что простенький вопрос вроде этого производит в их мозгах полный кавардак.

– Я... я не знаю... – бормочет он, багровея, как пылающая головешка. – Положа руку на сердце, господин комиссар, – моя совесть чиста. Ей-богу!

– Ну прямо маленький святой Жан, – ухмыляюсь я, усаживаясь в кресло, которое жалобно стонет под моим весом. Так ты, стало быть, решил лионцем заделаться? Не больно-то шикарный городишко, не находишь? Да еще местечко выбрал – сплошное веселье. Особенно это кладбище напротив...