— Ты что ж это? Сам, без Шурки? Пешком? — ахнула Варвара.

— Да! Налегке! Кобыла вам и самим нужна. А мне — помехой будет.

— Покидаешь нас? — глянула испуганно.

— Не знаю, Варвара! Не обессудь! Дай н себе разобраться. Так надо! — ответил хрипло.

И вышел за ворота, пошел от дома, не оглядываясь.

Николай решил добраться до райцентра. Там — на поезд. И через два дня приехать к себе домой. Хотя дом ли это? Когда-то был своим. Давным-давно. Теперь уж, помнят ли его в сибирском поселке, где когда-то он родился и вырос, где знали его. И он был знаком с каждым человеком.

Николай идет проселочной дорогой, не оглядываясь по сторонам. Все быстрее и быстрей. Он мечтает, как, приехав, удивит родню и знакомых, видно, давно похоронивших его. Как устроится на работу С чего начнет новую жизнь…

«Надоело чертоломить на баб. Каждое утро, чуть свет в окно, проклятые петухи орут. Как охрана в зоне — побудку чинят. Попробуй усни, когда коровы жрать хотят, свиньи блажат на весь сарай. Л эта возня в доме? С пяти утра. То подойниками гремит Стешка, Варвара чухнами в — печке. Будто китайскую стену передвигает. То ведрами стучат, то девчонки подерутся меж собой. Никакого покоя. Устанешь, как сволочь, но отдохнуть и не мечтай! Да что я им, батрак? Ну, случилась осечка, свела судьба на время. Так не до бесконечности ту лямку тянуть? Не мерин, в конце концов!» — убеждал он себя.

И, радуясь свободе, зашагал широко, размашисто, торопливо. Дубровнику он миновал, даже не оглядев ее. Зачем? Она лишь случайно объявилась па пути. И вышел на дорогу, ведущую в райцентр.

Варвара долго смотрела вслед Николаю. Катились слезы по щекам бабы.

«Вот и этот ушел. Покинул навовсе. Не пришлась по душе деревенская нескладная жизнь. Л может статься, семья не запала в душу. Да кому охота чужим пособлять, коль своего сына имеет человек? Может, рассорились вгорячах. А пожил серед нас, своего простил. Отлегла от души обида.

Воротиться порешил. Может, оно так-то и краше? Ни к кому душой не прикипел. Чужим так и ушел. Ничего о нем не знаем, не сказался даже откуда родом, куда собрался? Ничего о себе. Ни слова. Знать, не воротится в обрат, — вытерла глаза цветастым фартуком. — Ну, что ж! Видать, доля такая наша. Однако, покуда жил, ничем не забидел. Слова худого не молвил. Подсоблял, что сил хватило. И на том спасибо!» — вздохнула баба. И, перекрестив спину уходящего Николая, сказала, глянув на небо: — Сохрани его, Господи! Помоги ему!

Стешка все видела из окна. Едва Варвара вошла в дом, сказала тихо:

— Успокойся, мам. Коль судьба — вернется к нам. А нет — силой не удержишь.

— Ну, как ты думаешь? Воротится аль нет?

— Не знаю, мам! Но, когда мужики уходят, это надолго. А может, навсегда! По моему гаду знаешь, — опустила голову.

— И чего ему у нас не по душе пришлось? Тихо, спокойно.

— Зато хлопотно. И работы взадых. Без конца. От нее даже кони дохнут. Вымотался, не выдержал, устал. Вот и ушел. Считай, что был в работниках. А сделал немало. Нам на него обижаться грех, — признала Стешка.

— Был мужик и не стало. Точно приснился, — погрустнела Варвара.

— Бабуль! А мне можно на койке дяди Николая спать? — подала голос старшая внучка Любка.

— Ожди малость! Может, воротится! Досадно будет.

— А я сейчас хочу! — заупрямилась Любка.

— И я тоже! — выглянула с лежанки Ленка.

— Тихо вы! Заегозили! Нет от вас покою! Может, с минуты на минуту грянет…

— Как раз! Спешит, аж падает, — съязвила Стешка и стала накрывать на стол.