Идя по улицам, слушая смех, музыку, веселые крики, несущиеся со всех сторон, принюхиваясь к вкусным запахам, доносившимся из дверей таверн, я постепенно начал понимать, чем живет средневековый человек. В этом была немалая заслуга Пьера, который мне, как малому ребенку, объяснял нюансы и особенности своего времени, при этом дав краткое описание мира, в который меня закинуло. Вот только причин для радости от этих знаний было мало, так как везде шли непрерывные войны, перемалывая границы государств. Сейчас Европа представляла собой мир, в котором границы и отношения между вассалами, сюзеренами и союзниками менялись чуть ли не ежедневно, где клятвы в вечной и нерушимой верности ничего не стоили, где наливали яд в бокалы и нанимали убийц, чтобы захватить власть или получить наследство. Здесь, в Европе, где прославляли рыцарскую честь и воспевали любовь к прекрасной даме, эти же рыцари грабили, насиловали и убивали, а женщины, которым полагалось быть слабыми и хрупкими, не меньше мужчин жаждали власти и богатства, меняли любовников, как перчатки, подсылали убийц и устраивали мятежи.

Углубившись в свои мысли, я не заметил, как свернул с указанного пути и забрел в квартал мясников, где сразу понял, что здесь приходится тщательно смотреть под ноги, ибо улицы, где стояли лавки, полны неприятных сюрпризов. Переступая ручейки высохшей на солнце крови, с роями кружащихся над нею мух, и обходя собак, дерущихся из-за требухи, я старательно обходил лавки торговцев птицей, так как привязанные снаружи куры и утки били крыльями, а гуси вдобавок больно щипались.

Развернувшись, снова двинулся к центру города. Рядом со мной по улицам шли мужчины и женщины, ярко и празднично одетые, купцы в нарядных одеждах, расшитых золотыми и серебряными узорами, священники и монахи в черных или коричневых рясах. Среди них, рассекая толпу, сновали туда-сюда лоточники с самым разнообразным товаром, так как согласно городским законам им нельзя было торговать на одном месте. Они продавали рыбу, курицу, сырое и соленое мясо, чеснок, мед, яйца и пирожки с фруктами, рубленой ветчиной, курицей или угрем.

Вывернув из-за угла очередного дома, я оказался на площади, полной праздничного народа. На противоположной стороне вознесся в небо кафедральный собор города, посвященный святому Гатьену, а недалеко от меня находилось украшенное статуями здание мэрии. На его верху, по самому центру крыши, стояла ажурная колокольня, а ниже располагались большие круглые часы с одной стрелкой и римскими цифрами на циферблате. Если внешний вид кафедрального собора меня не сильно вдохновил, показавшись мне каким-то недостроенным, то здание, где заседал городской совет, наоборот понравилось своей своеобразной архитектурой. Недалеко от ратуши находилось городское место казни преступников – мощный деревянный помост со здоровенной плахой. Рядом с ним стояла вкопанная в землю, в виде буквы «п», виселица на четыре лица, а по другую сторону от эшафота, чуть подальше, стояли два позорных столба, сейчас пустовавшие.

О месте публичных казней мне рассказывал Пьер, поэтому я только обошел вокруг места моей будущей работы, которая не вызвала у меня совсем ничего, кроме чувства брезгливости. Рядом с эшафотом прогуливался стражник с дубинкой в руке, на лице которого была написана скука. Подойдя к нему, я попросил его только указать нужное мне направление к лавкам ювелиров, но страж порядка так обрадовался возможности поговорить, что в течение целых десяти минут грузил меня подробностями маршрута. Впрочем, его подсказки оказались нелишними, так как уже на подходе я стал ориентироваться на крики-вопли зазывал о волшебном блеске серебряных тарелок и небывалой красоты бокалах, достойных стоять на столе у самого короля.