«Был бы он тупым приложением к топору и дыбе, все было просто, а для такого человека подобное положение унизительно. Да и церковь хороша. Монтре утверждал, что папа официальным указом дал отпущение всех грехов французским палачам, связанных с их деятельностью, и в то же время отделяет их от других людей, заставляя стоять у двери, словно те прокаженные. Вот как это понять?»

Вопрос отпал сам собой, потому что в мой памяти сама по себе всплыла католическая молитва «Angelus Domini», только стоило ее начать читать священнику. Больше никаких чудес со мной за время мессы не случилось, поэтому уже к середине проповеди я откровенно заскучал. Выйдя из церкви, мы с Жаном пошли в таверну и купили еды, а затем сели за стол в доме палача. Еще где-то через час к Пьеру пришла Амелия и, судя по всему, не просто поболтать, так как мы с Жаном, получив по несколько монет, были выставлены из дома. Моя одежда к этому времени была приведена в порядок, почищена и зашита, к тому же мастер подарил мне свой старый пояс с кошельком, так что я теперь имел относительно приличный вид. Жан сделал попытку соблазнить меня таверной, где есть дешевое вино и податливые девки, но я даже говорить ничего не стал, только махнул рукой. Парень, который относился ко мне с определенной долей страха и уважения, не обиделся, а просто развернулся и зашагал по улице.

Моя воскресная программа состояла из трех пунктов. Во-первых, я собирался сходить в городскую баню или купальню, во-вторых, навестить брадобрея, а в-третьих, посмотреть на себя в зеркало, чтобы понять, как я выгляжу, и только потом уже прогуляться по праздничному городу.

Улицы были переполнены гуляющим народом. Толпы празднично одетых горожан, растекаясь по улицам, шли в таверны или собирались на рыночных площадях, где шли представления артистов, жонглеров и музыкантов, специально приехавших на Королевскую ярмарку. Вокруг меня были яркие костюмы и улыбающиеся лица, били барабаны и звонко пели трубы, временами заглушая радостные крики и веселый смех людей, вот только слиться с всеобщим весельем у меня никак не получалось. Я до сих пор оставался чужаком в этом времени.

Немного поплутав по улочкам, я все же вышел к общественной купальне. Заплатив за вход, разделся и вошел в насквозь пронизанное сыростью полутемное помещение. Слово «общественная» мне стало понятно, стоило мне увидеть здесь моющихся мужчин и женщин. Меня порадовало, что народу в этот час было немного, так как мое мужское естество при виде женской наготы непроизвольно встопорщилось, поэтому пришлось прикрываться и ретироваться в темный угол. Постаравшись отрешиться от подобных мыслей, я сел на деревянную лавку, как можно дальше от людей, затем быстро помылся и, переодевшись в чистое белье, ушел. Цирюльню нашел рядом с баней. Меня там тщательно выбрили, подстригли волосы до воротника, после чего средневековый парикмахер предложил мне отремонтировать зубы, если есть в этом нужда. Я вытаращил на него глаза.

– Чего смотришь? Не веришь? Да я замажу гипсом дыры у тебя в зубах намного лучше, чем эти тупоголовые лекари с их патентами!

– Не надо, – отказался я, затем рассчитался и вышел из цирюльни.

Город шумел, кричал, вопил на разные голоса. Будь это обычное воскресенье, то лавки были бы закрыты, но так как шла вторая неделя Королевской ярмарки и улицы переполнены съехавшимися в Тур иноземными негоциантами и гостями, многие городские купцы и лоточники старались не упустить ни малейшей выгоды, торгуя в воскресенье. Этим я и решил воспользоваться, отправившись на улицу ювелиров, где находились лавки золотых и серебряных дел мастеров.