Медленно повернувшись, чтобы не спровоцировать возможное нападение, я увидел, что шкаф превращается в лестницу, а из горящего чрева в черной стене наполовину вылез монстр. Я сказал себе «Блин» и отпрыгнул от него подальше.

– Сейчас начнется, – безучастно возвестила Клавдия, – Я предупреждала.

Чудовище, раскидывая во все стороны брызги чего‑то непонятного и неприятного на вид и запах, встало на задние лапы. Сделало шаг. Еще один. Остановилось. Голос, зазвучавший из пасти гада казался глух, словно из могилы.

– Наша сделка распалась.

Клавка заверещала, в мольбе вскидывая руки:

– Не виновата я. Это он все сделал, – и на меня всеми десятью пальцами тычет, – говорила я ему – не трогай. Это он гвоздики ищет. Давно ищет. Я знаю. Я предупреждала. Хочет Сердце Тьмы погубить.

А существо только облизало длинным острым языком морду, оставляя на ней следы белой слюны.

– Твоим делом было охранять от посторонних глаз цветы. Наше выполнять любые твои желания. Мы свою часть договора выполнили. Ты – нет. Ты помнишь, что должно случиться?

– Помилуйте родненькие! – заголосила во весь голос испуганная Клавка, – Не сгубите. Все сделаю, как велели. Стража!

В двери вломилось несколько человек, быстро оценили обстановку и кинулись почему‑то не на нас (мы то люди, как люди), а на чудовище.

Подпустив к себе солдат на расстояние вытянутой руки, монстр вскинул волосатую лапу. Замерших враз людей охватило ярко‑красное пламя, и через секунду они исчезли.

Существо даже не улыбнулось. Оно (я могу и сомневаться, вполне возможно, что у товарища с того света и существовал определенный пол, но мне он известен не был) хлопнуло два раза и что‑то невнятно прорыкнуло.

Окружающие нас стены резко побледнели, покрылись рябью, заколыхались и… тоже исчезли.

Мама родная, что же получается‑то?

Мы, имеется ввиду Клавку, монстра и нас троих бедолаг, стояли посреди выжженной огнем равнины. Ни камушка вокруг, ни домика, ни живой души.

Только мы, да еще эта распроклятая лестница с дыркой в воздухе.

Клавка совсем свихнулась. Причитанья приобрели характерный траурный осадок, из слов были понятны только некоторые. Да и те носили явно направленный на психоз стиль.

– Замок… Мой… Копила… Берегла…

Потом у нее на короткий миг наступило прояснение, она страшно зашипела и скрючив пальцы загнутой вилкой двинулась на меня.

– Ты… Ты все…

Договорить она не успела. Существо выкинуло в перед руку, сграбастало Клавку за волосы и потянуло к себе.

– Щас он ее скушает, – Мустафа и Зинаида от увиденного давно пришли в себя и теперь внимательно наблюдали за происходящим. На вполне вероятное замечание Мустафы Зинаида ответила:

– А потом примется за нас.

Узкий дрожащий язык существа обвился лентой вокруг Клавкиной шеи и стал медленно затягиваться. Клавка попробовала закричать, но у нее ничего не получилось. Только надсадный хрип.

Влез Мустафа.

– Э! Образина! Хорош выделываться.

Я подхватил:

– Ага. Вали лучше в свой гадюшник. Скотина.

Наш председатель колхоза, Петрович, всегда говорил мне :– «Ты, Василий, лучше помалкивай. Всегда. С молчаливых спрос меньше. А меньше спрос, меньше бьют. Это только дураки болтают почем зря. Зато и получают по мордам всегда.» Прав был Петрович.

Существо, которое я только что обозвал явно незнакомым для него словом, повернуло в мою сторону голову, раскрутило с Клавкиной шее язык, аккуратно втиснула его в пасть, восстановило дар речи и только потом нервно заявило:

– Ты что, сявко, без очереди лезешь? Ты у меня на прием последним записан.