«Колоша» развернулась ко мне задом, к горизонту передом, весело взбрыкнула и, подняв тучу пыли, галопом умчалась куда‑то в пески.

И толи почудилось, то ли прислышалось:

– Да брось ты…

Минут пять мне потребовалось, чтобы придти в себя и заодно выплюнуть весь песок, который успел набиться в рот.

В ушах все это время стоял странный шорох. Лишь случайный взгляд на сапоги помог мне установить его причину.

Сапоги, кирзовые и еще почти новые, расползались на глазах.

– Ах ты е… – только успел вымолвить я и поспешил скинуть кашеобразную массу с ног.

Несколько секунд, и тягучая жидкость навсегда исчезла в песках.

Я, смотрел на то место, где еще секунду назад лежала моя обувка и ничего не понимал. Где я? Куда этот дебильный лектор меня запундырил? Я ж ему все ноги отверну. И голову в придачу.

Так. Я паникую? Нельзя. Главное спокойствие! Чьи это слова? А, неважно. Спокойствие. Спокойствие. Подумаешь, другое измерение. Я и в не таких переделках бывал. Вот помню прошлой зимой с Ванюхой к девкам в баню залезли… Да о чем это я? Не о том думаю.

Что напоследок сказал городской? Мол, ребята, не расстраивайтесь. Хлопните в ладоши и пожелайте вернуться домой.

Я облегченно вздохнул и вытер пот со лба.

– Хочу домой!– и хлоп в ладоши.

Ничего.

Хлоп в ладоши и :‑" Хочу домой!"

Ничего. Что за хренотень? А если так… А вот так… А если…

Ладоши горели, голос охрип, когда позади меня раздалось вежливое покашливание.

Поджав под себя ноги, облаченный в мешковатого вида грязный балахон, со взлохмаченными волосами сидел мужик лет двадцати восьми и ковырялся в носу.

– Во, блин! Человек!

Если я скажу что обрадовался, то не скажу ничего. Посреди жаркой пустыни, без сапог и воды, я встречаю человека. Чудо!

– Здаров!

В ответ раздалось лишь глухое мычание.

– Слышь земель, – я решил брать его сразу, – Где эт мы? А ближайшая остановка далеко? Эт чё за место?

Мужик вытащил палец из носа и буркнул:

– В пустыне, подумал и добавил, – Земляк.

Вот блин повезло. Говорливый попался.

– Чё за пустыня? Какая пустыня? Я пять минут назад в деревне был. И что это за скотина мои сапоги описала? А ты кто вообще? А какого хрена…? А где…?

На большее меня не хватило. Заткнувшись, я тупо уставился на мужика, ожидая ответа хоть на один из поставленных вопросов.

Мужик не торопился. Вынув очередную соплю, он долго рассматривал ее и только изучив во всех подробностях, растер об свой балахон.

– Что за пустыня, спрашиваешь?– задрал балахон до пупа, почесал живот, опустил балахон на место, – А хрен ее знает…

Везет мне в последнее время на умных.

– Так ты чё, не местный что ль?

– Не‑а.

Странное дело. Я разговаривал с этим парнем вот уже минут десять и он не сказал ничего. Я имею ввиду ничего в абсолютном смысле.

– Слышь, мужик, чё ты вообще здесь делаешь?

Вопрос товарищу понравился. Он вытянул губы трубочкой, вскинул брови до того места, где обычно срезают скальп, закатил глаза в синее небо и задумался. Еще минут на десять. Я ему не мешал. Я терпел. Человек должен подумать. Должен. Но не так долго. Я его козла сейчас…

Он успел. Как почувствовал. Формы лица приобрели первоначальный выражение безразличия, и он изрек:

– А черт его знает…

Знаете почему ни один из деревенских скрещивателей крупного рогатого скота никогда не станет президентом? Потому что ни один из деревенских не может долго выдерживать чужого тупоумия.

Я стал подниматься со своего места.

– Я тебе сейчас, пустынская рожа, всю морду бесстыжую изувечу.